При поддержке министерства культуры чтения России


Книги на английском языке размещаются в филиале Читального зала на сайте "iReading"



Видео-материалы размещаются в филиале Читального зала на сайте "Смотрикль"

Алхимические исследования Исаака Ньютона.

Алхимическим исследованиям Исаак Ньютон (1642—1727) посвятил около 30 лет своей жизни. Учёный никогда не публиковал свои алхимические работы, и об этих исследованиях при его жизни мало кто знал. В 1936 году стало известно о существовании огромных архивов рукописей Ньютона религиозного и алхимического содержания. По одной из оценок, объём алхимического наследия Ньютона составляет 1 200 000 слов. Самые первые лабораторные журналы Ньютона 1660-х годов утрачены, поэтому установить, с какой целью он приступил к своим экспериментам, не представляется возможным. Анализ алхимических исследований Ньютона затруднён тем, что в своих записях Ньютон использовал терминологию и символы собственного изобретения. Считается, что своей конечной целью Ньютон видел получение философского камня и осуществление трансмутации металлов. Учёный не поддерживал отношений с современниками-алхимиками, но был хорошо знаком с классическими и новыми трудами в этой области. Значительную часть алхимических рукописей Ньютона составляют выписки из работ Яна Баптисты ван Гельмонта, Роберта Бойля, Джорджа Старки (Иринея Филалета), Михаэля Майера и других. Период интенсивных алхимических занятий Ньютона закончился в 1696 году с переездом из Кембриджа в Лондон.

Начиная с 1950-х годов активно обсуждается вопрос о характере и степени влияния алхимии на основные труды Ньютона, «Математические начала натуральной философии» и «Оптику». В настоящее время общепринятым стало представление о наличии связи между алхимическими и естественнонаучными взглядами Ньютона. Отдельные историки науки высказывают мнение об определяющем характере влияния алхимии, оккультизма и герметизма на теории сил и гравитации. Обсуждение алхимических исследований Ньютона оказало значительное влияние на понимание научной революции.

Предшественники и влияния.

В XVII веке химия ещё не отделялась от алхимии, и одна и та же наука занималась изготовлением минеральных солей, дистилляцией спиртов и трансмутационными практиками: хрисопоэйей[en] («золотоделанием») и «аргиропоэйей» («сереброделанием»)[2]. Единый научный подход отсутствовал, и в каждом из многочисленных учебников (ал)химии её предмет толковался по-своему. Говоря о Франции, Элен Метцгер[fr] отмечает, что каждый из авторов учебников действовал так, как будто он находился в собственном, изолированном от всех пространстве[3]. Понятия «химия» (chymia, chemia) и «алхимия» (alchymia, alchemia) в этот период не различались, а точный их смысл не был чётко определён. Так, согласно алхимику Джорджу Старки (1627—1665), слово «алхимия» образовывалось от слов hals и chemeia, которые он понимал как «соль» и «разделение». Соответственно, предметом его науки было «разделение солей», а отнюдь не трансмутация[4]. Смежной дисциплиной была развиваемая голландцем Яном Баптистой ван Гельмонтом (1580—1644) «ятрохимия», то есть «медицинская химия». Это учение восходило к теориям Парацельса (1493—1541) о четырёх элементах и трёх принципах[en], выделившихся из первичного хаоса. Тесно связанная с религией, ятрохимия соединяла человека с космосом посредством разнообразных сил и влияний и давала новый метод познания Творца и его творения[5]. C практической точки зрения, при приготовлении лекарственных препаратов использовались не растительные вещества, а минералы. Ятрохимики наследовали алхимикам не только в используемых ими технологических процессах, но и в вере в трансмутацию посредством философского камня. Также в теориях ван Гельмонта выделялась «пиротехника», под которой понималось преобразование материи с помощью огня. Поскольку большинство алхимических процессов происходили именно таким образом, фактически это был синоним алхимии[4]. Ван Гельмонт объяснял химические и физические процессы двумя способами: действием нематериальных сил и перераспределением бесконечно малых атомов. По его мнению («Supplementum de Aquis Spadanis», 1624), покрытые медью куски железа, находимые вместе с витриолями, образовывались путём перемещения части атомов меди на поверхность железа. Последнее, в свою очередь, теряло атомы, переходящие в раствор[6]. Господствовавшее в научной историографии до середины XX века мнение, что приход рациональных химиков-атомистов положил конец алхимическим представлениям о трансмутации, в более поздних работах было пересмотрено. Было показано, что в XVII веке господствовало представление о том, что материя состоит из одинаковых атомов, и различия в разных веществах обусловлены различным расположением этих частиц. Соответственно, возможность получения из одного вещества другого казалась вполне очевидной. Одним из первых эту теорию сформулировал сэр Кенелм Дигби (1603—1665) («The Nature of Bodies», 1644), и ещё в первой половине XVIII века Герман Бургаве писал («Elementa chemiae», 1732) о том, что «золото содержится в каждой части свинца». Резюмируя, лексикограф Джон Харрис[en] сделал следующее наблюдение («Lexicon Technicum[en]», 1704): «они предполагают, что есть ровно одна всеобщая или универсальная материя, являющаяся расширенной, непроницаемой и делимой субстанцией, общей для всех тел, и способная принять любую форму… они предполагают также, что частицы различной формы и размера могут образовывать различные порядки, положения и расположения, что и объясняет различие в составе тел»[7].

Если на Континенте эти теории были весьма популярны с конца XVI века, в Англии они поначалу не вызвали интереса. Только в 1606 году Томас Тимми[en] перевёл несколько глав из трактатов парацельсианца Жозефа Дюшена. Для Тимми алхимия представляла ценность как наука, не менее древняя чем богословие. В описываемом Моисеем летающем над водами Духе и создании земли из хаоса Дюшен видел соответствие алхимическим операциям выделения, разделения, сублимации и соединения[8]. Мистическая система Тимми, основанная на идеях Парацельса и Дюшена, имела последователей[9]. Классическая алхимия в этот период также пользовалась значительной популярностью в континентальной Европе, в особенности при дворе императора Рудольфа II. В Англии публикации на эту тему стали появляться только в 1610-х годах[10]. Важнейшим из английских алхимиков начала XVII века был епископ Джон Торнборо[en], автор трактата «Λιθοθεωρικος» (1621). Его близкий друг Роберт Фладд (1574—1637) находился под влиянием обеих традиций, алхимической и парацельсианской, его теории были известны даже на Континенте. В своих трудах он отрицал «языческую философию» Аристотеля и рассматривал Библию как источник точного описания процесса Творения. Как и многие из его предшественников, он предложил оригинальную, достаточно сложную схему выделения первоэлементов[11]. Наибольшего распространения парацельсианская доктрина достигла в годы Английской революции 1640-х годов, на которые пришёлся разгар давнего спора «галенистов» и «парацельсианцев» о наиболее правильном способе приготовления лекарств. В результате во второй половине XVII века труды Парацельса и его последователей стали чаще издаваться и цитироваться в научной среде[12].

В Англии 1650—1660-х годов центром алхимической жизни был кружок интеллектуалов, собиравшихся у Сэмюэля Хартлиба. Самыми заметными из них были Роберт Бойль (1627—1691), Джордж Старки и Кенелм Дигби. Старки, эмигрировавший из Америки в 1650 году, идентифицируется с таинственным алхимиком «Иринеем Филалетом», автором множества трудов по алхимии, высоко ценимых Ньютоном[13]. Благодаря Старки-Филалету Бойль увлёкся загадкой трансмутации и посвятил её решению около 40 лет. Алхимические представления Бойля активно исследуются начиная со второй половины XX века. Как и в случае Ньютона, издаются ранее игнорируемые рукописи, происходит переосмысление хорошо известных работ. Трактат Бойля «Скептический химик» (1661) часто рассматривается как эпохальный труд, начиная с которого можно говорить о появлении химии в современном смысле, однако, по мнению американского историка науки Лоренса Принсипа[en], сам Бойль не разделял химию и алхимию[14]. Вместо этого он различал «вульгарных химиков» (англ. vulgar Chymists) и «химических философов» (англ. Chymical Philosophers). К последним Бойль относил тех, чьи способности позволяли преобразовывать простые металлы в драгоценные и делать другие вещи, не доступные простым химикам, которых, в свою очередь, он делил на «лгунов», «техников» (аптекарей, спиртогонов и прочих), а также «авторов учебников по химии»[15]. Кружок Хартлиба прекратил существование к концу 1660-х годов в связи со смертью своих основных членов, но его опосредованное влияние на Ньютона весьма значительно — выписки работ Старки и Бойля занимают более тысячи страниц в алхимических блокнотах учёного[16]. В «Index chemicus» на Старки приходится больше всего ссылок (302), существенно превышая аналогичный показатель немецкого алхимика Михаэля Майера[en] (140)[17].

Вторая половина XVII века считается временем упадка классической алхимии. По мнению Б. Доббс, в этот период алхимия по разным причинам стала привлекательной для философов-механицистов и религиозных реформаторов. Поскольку они использовали разные методы и у них были разные цели, классическая алхимия с её акцентом на духовный опыт алхимика была вытеснена на периферию[18]. Среди последователей ван Гельмонта, чьи взгляды занимали промежуточное положение между теориями Дигби и Бургаве, можно указать Джона Вебстера[en] (1610—1682), который достаточно традиционно считал возможным «вызревание» металлов в рудных породах и полагал, что трансмутацию можно осуществить удалением гетерогенных примесей из гомогенного «ртутного» вещества[19]. У. Ньюман[en] полагает, что именно в таком опосредованном виде теории ван Гельмонта были восприняты Ньютоном, имевшего в распоряжении «Металлографию» Вебстера[20]. Другой тенденцией, характерной для времени, когда Ньютон приступил к своим алхимическим исследованиям, была нарастающая волна публикаций отрицательных результатов трансмутационных опытов. В Англии такой деятельностью занимался Джордж Вильсон (George Wilson), начавший свои эксперименты в 1661 году. К 1691 году он собрал достаточно материалов и подготовил полный курс химии, выдержавший несколько переизданий. Начиная с 1709 года Вильсон включил в него приложение о трансмутации, в котором он признавал, что это учение, несмотря на то, что многие учёные мужи прошлого и современности признавали его верным, не имеет достаточного подтверждения. Вильсон, сожалея об отсутствии у себя «великого благословения академического образования», приводил описания своих многолетних опытов с «ртутной водой», которые противоречили более ранним результатам Бойля. Процесс ревизии прежних представлений на этом не закончился, и ещё в 1734 году Бургаве выпустил несколько статей, в которых описывал отсутствие влияния на ртуть непрерывного нагревания в течение 15½ лет[21].

Методы алхимических исследований Ньютона.

Личные контакты.

Как отмечает Л. Принсип, для Ньютона ищущий алхимическое знание может использовать три источника: записи адептов прошлого, прямое общение с коллегами и собственные лабораторные исследования[23]. О внешней стороне алхимических исследований Ньютона известно крайне мало, и при жизни учёного о них практически никто не знал. В январе 1672 года успехи Ньютона в оптике сделали его членом Королевского общества, но уже в июле он писал секретарю общества Генри Ольденбургу о своём желании попробовать себя в какой-то другой сфере. Помимо математики, такой сферой была химия. К ней Ньютон приобщился ещё в юности. В 1655—1661 годах он жил у грантемского аптекаря Кларка, благодаря которому заинтересовался химией. Из этого периода сохранилось две записные книжки будущего учёного. В первой из них, 1655—1658 годов, записаны рецепты, во второй — классифицированные списки минералов и элементов. Далее, видимо, интерес Ньютона к этой науке уменьшился, и химические записи в его блокноте появляются только в середине 1660-х годов. По мнению Б. Доббс, вначале он изучал преимущественно труды Роберта Бойля, а именно — его трактат «Of Forms» (1666)[24][25]. Во время эпидемии чумы, когда университет был закрыт, Ньютон дважды покупал химические приборы и реагенты (в августе или сентябре 1668 года и в апреле 1669 года[комм. 1])[27]. Этим же периодом датируется покупка шеститомного алхимического компендиума Theatrum Chemicum[28]. Аналогичная компиляция[en] английской алхимической литературы, изданная в 1652 году Элиасом Эшмолом, также имелась в распоряжении Ньютона[29]. По утверждению Ричарда Уэстфолла[en], 1669 год обозначает переход Ньютона от «чистой», «рациональной», но неглубокой химии к алхимии[13]. В том же году он написал примечательное письмо одному из своих немногочисленных друзей, Френсису Астону, собиравшемуся в путешествие на Континент, с просьбой сообщать обо всех замеченных им случаях трансмутации или преобразования металлов в ртуть[26]. Также Ньютон поручил Астону проверить слухи об алхимике Джузеппе Франческо Борри[en] (1627—1695) («который несколько лет содержался папой в тюрьме с целью выпытать от него секреты (как я слышал) большой важности как для медицины, так и для обогащения»)[30] и сделать выписки из «Symbola Aureae Mensae Duodecim Nationum» Михаэля Майера[en][29]. С этого времени характер записей в химических блокнотах меняется, и выписки из трудов Бойля уступают место «Pyrotechny Asserted» Джорджа Старки и алхимическим рецептам, наподобие возвращающего молодость primum ens[13].

Около 1675 года состоялось личное знакомство Ньютона с Бойлем. Вскоре Ньютон писал Генри Ольденбургу о «крайней опасности для мира», если есть хоть немного истины в заявлениях герметических авторов. Речь шла об изданной Бойлем в феврале 1676 года статье «О нагревании ртути с золотом» («Of the incalescence of quicksilver with gold», Philosophical Transactions, 1675), в которой говорилось о тепловых эффектах при взаимодействии обычной и «философской» ртути с золотом[31]. Известно также, что Ньютон и Бойль поддерживали тайную переписку на алхимические темы[32]. В следующий раз Ньютон вернулся к этой теме уже после смерти Бойля в 1691 году, когда писал Локку, что по его сведениям покойный обладал неким тайным рецептом с участием «красной земли» и ртути. По мнению Ньютона, на то, что секрет Бойля имел отношение к трансмутации, указывало его участие в одобрении Акта о шахтах[en] 1689 года, также известного как «Акт против умножителей» — и Бойль, и Ньютон считали информацию о создании золота общественно опасной[33][34]. Сравнивая подходы Ньютона и Бойля к алхимическим исследованиям, Л. Принсип отмечает большую открытость последнего к прямому общению. Бойль не только вёл обширную переписку, но и часто лично расспрашивал путешественников о европейских и не только адептах и искателях философского камня[35]. Отмечается, что Бойль следовал парадигме Фрэнсиса Бэкона, рассматривавшего научный прогресс как результат совместных усилий, в отличие от Ньютона, который преимущественно работал один[36].

Старшие друзья Ньютона, Исаак Барроу (1630—1677) и Генри Мор, возможно, разделяли его алхимические занятия. О жизни Барроу, считающегося учителем Ньютона, известно не очень много. Его научные интересы были весьма обширны и, помимо математики, включали древнегреческий язык, анатомию, ботанику и химию. Вместе с натуралистом Джоном Реем он входил в группу кембриджских учёных, пользовавшихся алхимической лабораторией Джона Нидда (John Nidd). Скорее всего, впоследствии эта лаборатория перешла к Ньютону[37]. В рукописях Ньютона упоминается некий «Mr F», от которого примерно в 1675 году были получены какие-то сведения. Если принять предположение Б. Доббс и австрийской исследовательницы Карин Фигала[de] о том, что под этими инициалами скрывался Езекииль Фокскрофт[en] (1633—1675), то возникает ещё одна связь между Ньютоном и Кембриджскими неоплатониками: Фокскофт и его мать, также алхимик, часто упоминаются в переписке Генри Мора, а двоюродная сестра Фокскрофта была замужем за другим неоплатоником, Джоном Уортингтоном[en][38]. Сохранилась небольшая переписка на алхимические темы с Никола Фатио де Дюилье; вероятно даже, что они вместе ставили опыты[39]. В октябре 1689 года Ньютон благодарил Фатио за знакомство с неким алхимиком в Лондоне, а три года спустя они обменивались алхимической литературой. В письме от 4 мая 1693 года Фатио описывал Ньютону проведённый им эксперимент по «путрификации и ферментации» металла, в ходе которого произрастала «золотая трава»[40].

Лаборатория Ньютона.

В октябре 1667 года, будучи ещё в звании младшего феллоу кембриджского Тринити-колледжа, Ньютон получил в своё распоряжение помещение, известное под названием «Spirituall Chamber», однако его расположение неизвестно, равно как и то, пользовался ли им Ньютон фактически. В конце 1673 года он переселился в другое помещение, в котором сначала жил вместе со студентом Джоном Викинсом (John Wickins), а потом один. В старости, вспоминая свою жизнь в Кембридже, Ньютон называл Викинса своим ассистентом в химических опытах[41]. Новые комнаты помещались на первом этаже между Главными воротами[en] колледжа и часовней. Непосредственно из квартиры Ньютона по деревянной лестнице можно было спуститься в уединённый сад, в котором, помимо прочего, был насос, снабжавший Ньютона водой для его опытов. Лаборатория Ньютона не сохранилась, и её точная локализация не известна. Описания сада современниками и художественные изображения колледжа также не дают точной информации. В 1997 году с помощью георадара на предположительном месте лаборатории были обнаружены остатки постройки и отходы многочисленных химических опытов[42].

Ньютон держал свои алхимические исследования в тайне, и о них мало кто знал. Одно из первых описаний сделал после смерти учёного Хэмфри Ньютон, его помощник в 1685—1690 годах. Занятия знаменитого однофамильца производили сильное впечатления на Х. Ньютона. В письмах к Джону Кондуитту[en] он описывал опыты, которые проводились в устроенной в саду лаборатории до 2—3 часов ночи, а иногда и до 6 часов утра, весной и осенью. Их сути помощник не понимал, но полагал, что они превосходят «человеческое искусство и разумение»[43]. Лаборатория, по словам Х. Ньютона, была хорошо оборудована и снабжена всеми необходимыми материалами, а целью исследований была трансмутация металлов посредством «антимония»[комм. 2].

После публикации «Начал» в 1687 году доля заметок об экспериментах в общем объёме алхимических текстов Ньютона сократилась (55 000 из 175 000 слов)[45]. Весной 1693 года у Ньютона начали проявляться признаки тяжёлого нервного заболевания, вызванного, вероятно, отравлением тяжёлыми металлами, прежде всего ртутью[46]. В 1696 году Ньютон занял должность управляющего Монетным двором[en] и переехал в Лондон, в связи с чем оставил занятия «экспериментальной алхимией». Автор предисловия к каталогу аукциона 1936 года поясняет это следующим образом: «После получения места на Монетном дворе всякая ассоциация имени Ньютона с алхимией показалась бы чрезвычайно неудобной. Слух о том, что директор Монетного двора может превращать медные фартинги в блестящие золотые гинеи, посеял бы панику во всей стране»[47]. Вопрос о том, сохранился ли у него теоретический интерес к алхимии, более сложный. Возможно, в 1700-е годы Ньютон общался с таинственным алхимиком Уильямом Явортом, также известным как Кляйдофор Мистагог (Cleidophorus Mystagogus)[48][49]. В библиотеке Ньютона упоминаются только 4 книги алхимического содержания, изданные после 1700 года: трактат Уильяма Салмона[en], расширенное переиздание «Marrow of Alchemy» Джорджа Старки и два трактата Мистагога[50].

Использование опыта предшественников.

Не в меньшей степени, чем на проведённые собственноручно опыты, Ньютон полагался на письменное знание[52]. Хорошо известно, что учёный пытался осуществить синтез своих оккультных и естественнонаучных исследований путём изучения «древнего знания[sv]» (лат. prisca sapientia), идущего от Адама, но искажённого при передаче[53]. Ньютон рассматривал его как подлинную мудрость, постепенно утраченную, но которую можно восстановить на основе герметических текстов[54][комм. 3]. Отсылки к произведениям античных авторов и древней мудрости вообще встречаются в его рукописях, письмах и, прежде всего, в знаменитой «Общей схолии»[en], изданной как приложение к третьей книге «Математических начал натуральной философии»[56][57]. Для расшифровки древнего знания Ньютон разработал тщательно продуманную систему для толкования текстов в своих богословских и хронологических исследованиях[58]. Согласно ей, истина о будущих событиях и об устройстве мира была дана древним, но в форме иносказания. Поэтому воспользоваться древней мудростью можно только для демонстрации божественного Провидения, но не для предсказания будущего — в этом и заключался смысл исследований Ньютона в области древней хронологии. Аналогичным образом, понимание древних научных знаний достигается только тогда, когда они переоткрываются на основе точного экспериментального метода. Как отмечает П. Раттенси, это был распространённый со времён Возрождения тактический приём, применявшийся для легитимизации новых научных концепций[59]. Бойль, чьи методы исследований часто сопоставляются с ньютоновскими, сомневался в том, что такое знание существовало, а если и существовало, то его можно восстановить. Бойль, как и Ньютон, был знаком с приписываемой Гермесу Трисмегисту «Изумрудной скрижалью» и даже цитировал в своём эссе «Of the Study of the Book of Nature» (1650). Однако для него Гермес был, скорее, примером благочестия, чем источником древнего знания. Поэтому в своих опубликованных работах избегал ссылок на герметическую традицию[60].

Идею искать мудрость у древних мудрецов Ньютон мог почерпнуть у философов, входивших в группу «Кембриджских неоплатоников», прежде всего Генри Мора (1614—1687). Интеллектуальная связь Ньютона с Мором началась задолго до их знакомства в Кембридже. Оба они были уроженцами Грантема, а брат аптекаря Кларка, у которого жил Ньютон, был подопечным Мора в университете. Мор много лет посвятил развитию философии Декарта, из которой хотел устранить её базовое предположение о бездушности Вселенной, функционирующей как исключительно механическая система. К явлениям духовного порядка Мор относил, например, колебание струн в унисон и методы симпатического лечения, пропагандируемые Кенелмом Дигби[комм. 4]. С трактатом Мора «О бессмертии души», где на основе свидетельств prisca sapientia доказывалось предсуществование душ, Ньютон познакомился между 1661 и 1665 годами[62]. Влияние трактата Мора на взгляды Ньютона было весьма значительным, и можно утверждать, что именно благодаря ему Ньютон отверг картезианское отождествление материи и пространства, приняв постулируемую Мором связь протяжённости с духом, а всего пространства — с Богом[63].

К концу жизни Ньютон собрал довольно большую библиотеку. Согласно имеющимся описям, только приблизительно 16 % из примерно 1620 названий относились к математике, физике и астрономии, тогда как богословию и философии было посвящено 32 % томов, истории и хронологии 14 %. Среди книг по химии, минералогии и алхимии, составлявших 10 % библиотеки (175 названий[64]), были труды как тех, кого в настоящее время относят к химикам — Георгия Агриколы, Роберта Бойля, Кристофа Глазера, Луи Лемери[fr], Андреаса Либавия и Иоганна Шрёдера[en], — так и представителей более «оккультной» направленности: Иоганна Холландуса[de], Элиаса Эшмола, Джона Ди, Псевдо-Гебера и других[65]. 112 или 113 наименований в 139 томах можно отнести к собственно алхимии. По мнению Ричарда Уэстфолла, Ньютон постоянно сопоставлял мнения разных авторов, будучи убеждённым в том, что они должны сложиться в единую истинную картину[66]. Ещё Джон Кейнс обратил внимание на связь алхимической библиотеки Ньютона с изданиями, опубликованными книготорговцем Уильямом Купером (William Cooper) в период с 1668 по 1688 годы (в распоряжении Ньютона был каталог изданных Купером книг по химии), однако интересы учёного не ограничивались изданиями на английском языке. Немецкого языка Ньютон, скорее всего не знал, а его знания французского были не очень хороши. Несмотря на это, в его алхимической библиотеке были тексты и на этом языке. В значительной степени состав алхимической библиотеки Ньютона пересекается с библиографическими рекомендациями «Химической библиотеки» Пьера Бореля (1654)[67][68]. В целом, владея только английским и латынью, Ньютон имел доступ практически к любому заслуживающему внимания научному тексту[69]. Алхимическую библиотеку Ньютона после смерти учёного купил Джон Хаггинс (John Huggins), и он же составил её единственный известный каталог. В 1920 году собрание было распродано по частям, но позднее почти целиком оказалось во владении Pilgrim Trust[en]. В настоящее время 109 книг из него хранится библиотеке Тринити-колледжа Кембриджского университета[70].

Алхимические рукописи Ньютона.

Большая часть рукописного наследия учёного после его смерти перешла к Джону Кондуиту, мужу его племянницы Кетрин[en][комм. 5]. Для оценки рукописей был привлечён врач Томас Пеллет, который счёл пригодными для публикации только «Хронологию древних царств», не издававшийся фрагмент «Математических начал», «Наблюдения о пророчествах Даниила и Апокалипсиса» (англ. Obsevations upon the Prophesies of Daniel and the Apocalypse of St. John) и «Парадоксальные вопросы относительно морали и действий Афанасия и его сторонников» (англ. Paradoxical Questions Concerning the Morals and Actions of Athanasius and His Followers). Остальные бумаги, по мнению Пеллета, представляли собой «чушь в пророческом стиле» и не подходили для публикации. После смерти Дж. Кондуита в 1737 году бумаги перешли к Кэтрин, которая безуспешно пыталась издать богословские заметки своего дяди. Она консультировалась с другом Ньютона, богословом Артуром Сайксом[en] (1684—1756). Сайкс оставил себе 11 рукописей, а остальная часть архива перешла в семью дочери Кетрин, вышедшей замуж за виконта Лимингтонского[en], и далее находилась во владении графов Портсмутских. Документы Сайкса после его смерти попали к преподобному Джеффри Икинсу[en] (ум. 1791) и хранились в семье последнего, пока не были подарены Новому колледжу[en] Оксфорда в 1872 году[72]. До середины XIX века к собранию Портсмутов имели доступ немногие, в их числе был известный физик и биограф Ньютона Дэвид Брюстер. В 1872 году пятый граф Портсмут передал часть рукописей (преимущественно физико-математического характера) Кембриджскому университету. В 1888 году был издан каталог Портсмутсткой коллекции с перечислением 140 алхимических рукописей[73][74]. Исторические, хронологические, теологические и алхимические рукописи были выставлены на аукционе Сотбис в июне 1936 года. Согласно произведённой тогда оценке, в выставленных на продажу документах по теологии и хронологии содержалось 1 400 000 слов в 49 лотах, по алхимии — 650 000 слов в 121 лоте. Бо́льшую часть алхимических рукописей и документы Кондуита приобрёл экономист Джон М. Кейнс, передавший свою покупку Королевскому колледжу. В 1946 году Кейнс подготовил описание этих рукописей и, согласно его мнению, Ньютон «был не первым в эпоху разума, а последним магом, последним из вавилонян и шумеров, последним великим умом, который смотрел за пределы видимого и познаваемого мира теми же глазами, как и те, кто начал построение нашего интеллектуального наследия не менее 10 000 лет назад»[75]. Значительное количество теологических рукописей на аукционе 1936 года приобрёл востоковед и коллекционер рукописей Абрахам Яхуда. После смерти последнего в 1951 году его собрание, в том числе рукописи Ньютона, были переданы в Национальную библиотеку Израиля, однако в результате судебных разбирательств они там оказались фактически только в 1969 году[76]. Никаких других алхимических рукописей Ньютона, помимо проданных в 1936 году, не известно[77][комм. 6].

Собрание алхимических рукописей Ньютона из Королевского колледжа насчитывает 57 произведений объёмом от 1000 до 25 000 слов. За редким исключением они все написаны рукой Ньютона и собраны в виде книг. Значительная их часть представляет дословно переписанные классические труды по алхимии[29], что достаточно необычно. Например, алхимическая библиотека современника Ньютона, Роберта Бойля (1627—1691) сформирована преимущественно из полученных в дар печатных изданий, или переписанных за деньги рукописей. Является ли причиной тому болезненность Бойля, не позволявшая ему много писать, его богатство или что-то иное — не известно[79]. Рукописи в библиотеке Ньютона не датированы и не содержат явных указаний о времени их составления. В 1950 году в своей докторской диссертации Д. Кастильехо (David Castillejo) предложил схему их классификации и хронологии[80]. Все они написаны на латыни или английском, за исключением одной, на французском. В некоторых случаях листы рукописей разделены вертикальной чертой на две части, в одной из которых приводится оригинальный переписываемый текст, а в другой мысли Ньютона по его поводу[69]. Согласно Кейнсу, рукописи можно разделить на 4 группы: списки алхимических книг и рукописей; выписки из алхимических трактатов; Indices Chemici и списки авторов; собственные алхимические труды Ньютона, законченные и незаконченные[64]. В 1984 году биограф Ньютона Ричард Уэстфолл[en] оценил объём алхимического наследия Ньютона в 1 200 000 слов[81]. Примерно 200 000 слов из общего числа относятся к концу 1660-х — началу 1670-х годов, примерно треть можно датировать 1674—1687 годами, и остальные — началом 1690-х годов[82].

Ряд алхимических трактатов Ньютона опубликован:
Sententiae Notabilis (King’s College MS 38) издана Ф. Тейлором в 1956 году. Рукопись, написанная рукой Ньютона, не датирована, но может быть отнесена к периоду до 1686 года[83]. В этом тексте на основе трудов предшественников Ньютон пытается выстроить целостный и основанный на экспериментах процесс получения «философской ртути», а затем её применения для получения философского камня, якобы необходимого для преобразования серебра в золото[84].
The Seven Chapters (MS 27) представляет собой список текста, приписываемого Гермесу Трисмегисту с многочисленными исправлениями и уточнениями. Перевод текста на английский выполнен самим Ньютоном. Точное происхождение оригинальных «Семи глав», использованных Ньютоном, неизвестно. Источником мог быть компендиум «Bibliothèque des philosophes chimiques», изданный в 1672—1678 годах, и имевшийся в библиотеке Ньютона, или какой-то из более ранних сборников[85].
Index chemicus (MS 30) является крупнейшей рукописью из этого корпуса текстов и, по мнению Ричарда Уэстфолла, одной из важнейших[66]. Она представляет собой индекс к прочитанной Ньютоном литературе по авторам и химическим терминам. Фактически, «Индекс» является совокупностью блокнотов, которые Ньютон вёл много лет. Три основные рукописи «Индекса» делятся на 879 рубрики выписок из произведений примерно 100 различных авторов и содержит в сумме 1975 отдельных записей[86].
Тексты Of natures obvious laws & processes in vegetation, Hermes,  Out of La Lumiere sortant des Tenebres, Experiments & Observations Dec. 1692 & Jan. 169 2/3 и Praxis опубликованы в качестве приложений к монографии американской исследовательницы алхимии Бетти Доббс[en] (1991).
De Scriptoribus Chemicis, содержащую перечень книг из алхимической библиотеки Ньютона проанализировала и опубликовала в 1992 году К. Фигала с коллегами[87].

 

© Copyright "Читальный зал". All Right Reserved. © 1701 - 2024
Народное нано-издательство "Себе и Людям"