При поддержке министерства культуры чтения России
Бестиарии.
Бестиарий (от лат. bestia, «зверь») — средневековый сборник зоологических статей (с иллюстрациями), в которых подробно описывались различные животные в прозе и стихах, главным образом, с аллегорическими и нравоучительными целями. Один из первых источников бестиариев — греческий трактат «Физиологус». Наиболее известны старо-французские бестиарии: Ph. de Thaon’a (XII век), Gervaise (XIII), Ришара де Фурниваля (XIII, изд. Hippeau, 1860) и др. В древнерусской литературе бестиарии назывались "физиологами". Очень часто в бестиариях появлялись статьи, где подробно и с иллюстрациями описывались животные, которые не существуют на самом деле. Например, дракон, василиск, мантикора и др.
Авторы уподобляли тварей образам и понятиям религии и морали, расшифровывая их, как иероглифы. Вслед за библейским разграничением «чистых» и «нечистых» существ, бестиаристы противопоставляли животных, символизировавших Христа (орёл, феникс, пеликан), тварям, вызывавшим ассоциации с образом дьявола (жаба, обезьяна). Природа воспринималась как арена постоянной борьбы добрых и злых сил. Средневековая мысль билась над раскрытием взаимосвязи между миром телесным и миром духовным. Бестиарий учил рассуждать о вещах путём аналогий, а это, по сути, близко художественному мышлению, оперирующему образами [2].
Классические бестиарии назывались «Bestiarum vocabulum», что буквально означает «Слово о животных». Однако их реальное содержание было самым разным, зачастую даже не связанным с животными. В одной и той же книге встречались описания как вымышленных, так и реальных тварей. Там же попадались тексты о птицах, камнях и даже рецепты целительных зелий. Трактаты по естественной истории обычно сопровождались какой-либо поучительной христианской притчей. Все имена и названия обязательно имели некий священный смысл. Таким образом, бестиарии были еще и словарями символического «языка животных». Еще одной интересной особенностью бестиариев было то, что иллюстрации рисовались художниками, большинство из которых ни разу в жизни не видело таких животных. Кто-то, конечно, мог заявить, что однажды встретил ночью у своего дома василиска, однако смертельный взгляд монстра не подействовал из-за темноты. Но это сильное преувеличение — в большинстве случаев облик представителей волшебной фауны воссоздавался по их смутному текстовому описанию. Следовательно, у художников имелась прекрасная возможность пофантазировать. Если все рисованные короли, епископы и крестьяне выглядели примерно одинаково, то мантикора из одной книги часто оказывалась совершенно непохожей на мантикору из другой[2].
С течением времени у иллюстраторов выработался определенный канон. Изображения животных слегка «стандартизировались», однако от разнообразия их внешнего вида избавиться уже не удалось.
Произнося слово «бестиарий», мы представляем себе солидный средневековый фолиант в потрескавшемся кожаном переплете. Бестиарии такого вида появились в 12 веке (Франция, Англия) и быстро завоевали популярность благодаря богатым иллюстрациям и интересным статьям. Однако по своей сути они являлись компиляцией древних текстов.
Классические бестиарии назывались «Bestiarum vocabulum», что буквально означает «Слово о животных». Однако их реальное содержание было самым разным, зачастую даже не связанным с животными. В одной и той же книге встречались описания как вымышленных, так и реальных тварей. Там же попадались тексты о птицах, камнях и даже рецепты целительных зелий. Трактаты по естественной истории обычно сопровождались какой-либо поучительной христианской притчей. Все имена и названия обязательно имели некий священный смысл. Таким образом, бестиарии были еще и словарями символического «языка животных». Еще одной интересной особенностью бестиариев было то, что иллюстрации рисовались художниками, большинство из которых ни разу в жизни не видело таких животных. Кто-то, конечно, мог заявить, что однажды встретил ночью у своего дома василиска, однако смертельный взгляд монстра не подействовал из-за темноты. Но это сильное преувеличение — в большинстве случаев облик представителей волшебной фауны воссоздавался по их смутному текстовому описанию. Следовательно, у художников имелась прекрасная возможность пофантазировать. Если все рисованные короли, епископы и крестьяне выглядели примерно одинаково, то мантикора из одной книги часто оказывалась совершенно непохожей на мантикору из другой[2].
С течением времени у иллюстраторов выработался определенный канон. Изображения животных слегка «стандартизировались», однако от разнообразия их внешнего вида избавиться уже не удалось.
Произнося слово «бестиарий», мы представляем себе солидный средневековый фолиант в потрескавшемся кожаном переплете. Бестиарии такого вида появились в 12 веке (Франция, Англия) и быстро завоевали популярность благодаря богатым иллюстрациям и интересным статьям. Однако по своей сути они являлись компиляцией древних текстов.
Из чего составлялись бестиарии? Первоначальный материал брался из греческого сборника «Физиолог» (автор неизвестен, 2—3 век нашей эры). Этот труд в свою очередь основывался на более ранних книгах. Прежде всего — на «Historia Animalium» («История животных») Аристотеля, написанной им во время визита на остров Лесбос в 343 году до нашей эры. Местные рыбаки регулярно приносили великому ученому всякую морскую живность, которая и вдохновила его на создание зоологического справочника. Основным источником Б. является греч. «Физиолог» (II-III вв., Александрия; наиболее ранний сохранившийся список относится к IX в.- Bern. 318) - произведение, сочетающее описание природных объектов с символическим толкованием их свойств в духе христ. вероучения (ок. 50 глав). Лат. версии «Физиолога» со временем были расширены за счет включения материалов из др. источников - сочинений свт. Василия Великого, свт. Амвросия Медиоланского, «Этимологий» св. Исидора Севильского, сведений, почерпнутых у античных авторов Плиния и Солина, т. о., первоначальный объем памятника увеличился почти вдвое. Название «Бестиарий» восходит, вероятно, к «bestiarum vocabulum» (лат. наименования животных) - началу текста 2-й ч. XII кн. «Этимологий» Исидора Севильского, посвященной диким зверям [3].
В основу структуры Бестиария. положена средневекова. классификация животного мира: дикие звери (bestiae), скот (pecora et jumenta), малые животные (minuta animalia), птицы (aves), рыбы (pisces), гады (reptilia), змеи (serpentes). В отличие от «Физиолога», строго придерживающегося двухчастной схемы сказаний о животных (описание и толкование), главы Бестиария включают этимологические разъяснения названий животных. В трактате нарушается принцип обязательного символического толкования свойств описываемого объекта, во мн. главах скомпилированы различные (порой противоречивые) сведения о животных из разных источников. Из символико-толковательного нравоучительного сочинения бетиария постепенно превращается в свод «естественнонаучной» и занимательной информации, в то же время аллегорический и буквальный смыслы рассказов о животных не находятся в противоречии друг с другом. Они ведут к единой цели - восхвалению Творца вселенной и разъяснению красоты и осмысленности творения (в ряде списков тексту бестиария предшествуют миниатюры с изображением сотворения мира, животных и человека, а также рассказ о наречении Адамом имен животным) [5].
Символика бестиария продолжает традиции «Физиолога», опираясь на библейский текст, активно разрабатывая метафорику Псалтири, притч и пророческих книг (животные и их свойства как символические образы Христа, Его Воскресения, Воплощения, Крещения и др.). В Бестиарии усиливается морализаторский аспект (животные и их свойства как символические образы зла, грехов, разврата, губительных для человеческой души мирских благ). Дальнейшее развитие получает разработанный «Физиологом» принцип двойственности символических истолкований животных (змея как воплощение зла и как символ мудрости; сова как символ духовной слепоты и как воплощение духа созерцания и т. п.). Особенности поведения мн. животных трактуются как приметы и предсказания.
Дидактические и познавательные сказания Б. служили богатым материалом для составителей проповеднической и учительной лит-ры. На основе анонимных рукописей возникают Б., авторство к-рых приписывалось Гуго Сен-Викторскому (XII в.), Петру из Бове (XIII в.). С XII в. в кругу англо-нормандской лит-ры возникают Б. в стихах (Филиппа Танского, между 1121 и 1135; клирика Гервасия, нач. XIII в.; Гильома Нормандского (Леклерка), ок. 1210). С XIII в. во Франции получает распространение новый тип Б., т. н. «Бестиарий любви», в котором теологические и морализаторские уподобления уступают место светской куртуазной символике. В западноевроп. традиции жанр бестиария, объединявший элементы литературы, науки, символики, морали, был популярен вплоть до XVII в. К XV-XVI вв. относятся печатные иллюстрированные издания бестиарии. В Новое время традиции изображения животных, восходящие к бестиариям, нашли отражение в низовых сферах культуры, народном искусстве, повлияли на развитие жанра басни.
Немалый вклад в содержание бестиариев был сделан крупными церковными деятелями — архиепископом Исидором Севильским и епископом Амбросом. Приблизительно с 13 века основной функцией «Слова о животных» стало нравоучение. На правдивость излагаемых сведений уже никто не обращал внимания, ведь ценность христианских притч заключается отнюдь не в достоверности. Подавляющее большинство читателей искренне верило в то, что где-то на юге живет единорог, теряющий волю при виде обнаженной женской груди.
Но зерно истины в бестиариях все же было. Чисто научные наблюдения, попавшие в эти тексты (например, исследование сезонной миграции птиц), затерялись среди выдумок и были заново «открыты» лишь сотни лет спустя.
«Bestia» в переводе с латыни - зверь, а бестиарием назывался в древнем Риме боец с дикими зверями на арене цирка. Позднее, в Средние века, это название получили нравоучительные трактаты, в которых на примере мнимых и реальных животных рассматривались различные христианские понятия. Одним из главных источников для подобных трудов был «Физиолог» или «Нравописание зверей» - сборник, появившийся, видимо, во II веке в Александрии, который со временем расширялся и переводился на разные языки, в том числе на древнерусский. В «Физиологе» в духе христианской религии разъяснялось символическое значение нравов животных. Вот как, к примеру, трактовался в «Физиологе» онокентавр, сочетавший в себе, по мнению авторов, две природы - возвышенную и низменную, олицетворяя двоедушного человека, помышляющего о добре, но не имеющего сил отступиться от грехов: «Таковы люди непостоянные, идущие по двум путям, таковы те, кто, посещая церковь, не оставляют греховных помыслов. У них вид прямодушный, но они далеки от того, чем прикидываются. Они умеют соблазнять, подобно еретикам, которые проникают в сердца невинных и слабых».
Бестиарии, в которых крупицы истины терялись среди домыслов, религиозной демагогии и небылиц, заимствованных из мифологии, легенд и фольклора, долгое время оставались едва ли не единственным источником сведений о животном мире разных стран [4].
Геральдических животных много, поскольку любой зверь может быть избран геральдической эмблемой. В этом «Маленьком бестиарии» коротко рассказывается лишь о некоторых из них. Здесь мы рассмотрим прежде всего фантастических существ, попавших в геральдику из мифологии, или специально для нее созданных.
Чтобы понять, каково было назначение бестиариев, достаточно открыть первую страницу любого из многочисленных изданий. Все они начинались с изысканных и витиеватых посвящений, написанных не путаным алхимическим языком, а в высокопарной «аристократической» манере. Учитывая, что с грамотностью в те времена дела обстояли, мягко говоря, не блестяще, читательская аудитория бестиариев сужалась до небольшой группы знати — людей любознательных и неглупых. Неужели они действительно верили в то, что бобер откусывает себе яички и бросает их охотникам, журавли воюют с пигмеями, а крокодил всегда плачет после того, как съест человека? Почти все бестиарии писались по мотивам греческого «Физиолога» (коллективного произведения 2 века нашей эры), однако авторами и редакторами были священнослужители. Из-за этого научная достоверность трактатов о животных стремилась к нулю, а их описания приобретали совершенно фантастический характер [3].
В этом, как ни странно, был свой смысл. Каждая нелепица и бредовое утверждение относительно совы, летающей задом наперед, или рыси, моча которой затвердевает в карбункул, представляло собой некую высокодуховную аллегорию. Информация о том, что медведица рожает кусок мяса и вылизывает его, придавая форму медвежонка, вряд ли могла восприниматься читателями буквально. Аналогии здесь совершенно ясны, поэтому значительное число «статей» бестиариев носило нравоучительную функцию. Расшифровав мысль автора, средневековый книгочей мог отвлечься от книги и выйти на более высокий, чаще всего религиозный уровень размышлений.
Впрочем, попадались в бестиариях и «объективные» данные — например, о том, что агат притягивается жемчугом, а старого попугая можно научить говорить человеческим языком, избивая железным прутом по голове. Легкий привкус науки и магии (алхимии, астрологии), отсутствие откровенно сказочных символов и кажущаяся логичность выкладок могли убедить читателя в реальности сказанного.
На Руси западные бестиарии стали известны сравнительно поздно — в 16-17 веках. Их приблизительным аналогом можно считать «Шестоднев» (комментарии к первым шести дням творения в Библии) и схожую с ним «Палею толковую» (оба источника относятся к 9-13 векам). Интересно, что русские авторы, излагавшие сведения зоологического или историко-культурного характера, не претендовали на их стопроцентную точность и часто ставили в конце оговорку из разряда тех, что сегодня принято называть «дисклеймер»:
«Аще где в книге сей грубостию моей пропись или небрежением писано, молю вас: не зазрите моему окаянству, не клените, но поправьте, писал бо не ангел Божий, но человек грешен и зело исполнен неведения» [6].
Сама идея зверя, как утверждает доктор филологических наук Алекандр Махов, специалист в сфере демонологии и бестиариев Средневековья, это также и культурная идея Зверя, а не только природного феномена.
Значительная часть загадок средневековой культуры сосредоточена именно в области изображений. Конечно, и в текстах много непонятного и странного, но, вот, средневековые изображения таят, как бы, основной корпус загадок этой культуры. Загадка для нас - это текст, как правило. Потому что культура наша вообще, в принципе, логоцентрична. Изображения для нас - это некое пояснение, некая иллюстрация к тексту. Предполагается, что изображение имеет какое-то объяснение. Но с культурой Средневековья дело обстоит совсем не так. Совсем не так. Эта культура создала огромное количество изображений, которые не имеют подписей, не имеют никакого объяснения. Они живут, как бы, совершенно самостоятельно. Как, вот, замкнутая в себе загадка без ключа.
Бернар Клервоский осуждает - вернее, вопрошает - со следующими словами. Вот эти слова Бернара: «В монастырях, перед глазами читающих братьев, что делает вся эта смешная чудовищность, эта странная безобразная красота, или прекрасное безобразие? Что делают здесь эти нечистые обезьяны, эти дикие львы, эти уродливые кентавры, эти полулюди-полузвери, эти пятнистые тигры, эти сражающиеся воины, эти охотники, что трубят в свои роги? Увидишь при одной голове множество тел и, наоборот, при одном теле - множество голов. Здесь у четвероногого зрится змеиный хвост. Там у рыбы - голова четвероногого. Вот зверь: спереди - конь, а сзади - полукоза. А вот рогатое животное сзади превращается в коня. Так велико и чудно повсюду разнообразие различных форм, что приятнее читать статуи, чем книги, весь день дивясь на них, вместо того, чтоб размышлять над законом Божиим.» Итак, Бернар вопрошает: зачем все это? Что делают в храме эти изображения: эти львы, тигры, полулюди? Что делает в храме весь этот бестиарий? Однако, его отношение к этим изображениям, на самом деле, не так уж просто; сквозь осуждение читается изумление богатством этих форм; и отюда, вот, из этой смеси осуждения и изумления, рождается его знаменитый двойной оксюморон, знаменитая формула: вот, вся эта странная живность - это какая-то чудная безобразная красота или прекрасное безобразие. «Mira quaedam deformis formositas ac formosa deformitas». И не так уж эти изображения бессмысленны; об этом свидетельствует одно, как бы, вскользь брошенное слово Бернара, но слово очень важное - это слово «читать». Братья-монахи, вместо того, чтоб читать «Библию», «читают», - как буквально говорит Бернар, - мраморы». Иначе говоря, они читают статуи, как читают тексты, а это значит, что эти изображения - не декорации и не пустое украшение: они имеют смысл, если их можно читать [4].
Надо сказать, что вся средневековая культура построена на аналогии между текстом и изображением. И то, и другое можно читать, или, как гласит знаменитая формула папы Григория Великого, «pictura quasi criptura» («зображение как письмо, как текст»). Это простая аналогия, казалось бы: чтение изображения; вроде бы, все ясно. Но, вот, возникает главный вопрос: на каком же языке написаны эти изображдения? Для человека главная семиотическая система, как ни крути, как ни изучай другие системы, - это язык. Это система языка, которая состоит, грубо говоря, из слов. А слова означают вещи - в таком, широком, смысле. Итак, наша главная семиотическая система - это язык слов. Не так обстояло дело для средневековых мыслителей, средневековых богословов. Они не испытывали безграничного доверия к языку, к языку слов. Ведь язык слов придумал человек. Как сказано в «Бытии», в «Книге Бытия», Адам дал имена всякой душе живой. Отсюда можно вывести и то, что все слова, в принципе, все слова языка придуманы человеком [4].
Итак, бог не говорит на языке слов. А на каком же языке он говорит? Вот вопрос, который занимал очень сильно умы, начиная, по крайней мере, с Августина Блаженного. И ответ был найден: бог говорит на языке вещей. В этом, втором, языке - языке бога - в роли слов выступают вещи, все смыслы выражены вещами, а в числе этих вещей - конечно же, и животные. «Библия» написана на языке вещей. Она говорит тоже вещами - в том числе, и образами животных. Язык вещей - это и есть для средневекового человека главная семиотическая система. Это, так сказать, семиотика бога. И основу этой системы разработал Августин Блаженный, один из главных отцов церкви, - который в трактате «О граде Божьем» выдвинул идею «красноречия вещей» - вот, по аналогии с красноречием слов, противопоставив это красноречие бога человеческому красноречию. «Мир, - пишет Августин (вот, весь Космос), - устроен как прекрасная речь, и в этой речи самая главная фигура...» Есть такая наука - риторика, - которая учит нас употреблять фигуры и тропы - такие украшения речи. Вот, какая самая главная и прекрасная фигура, с точки зрения Августина Блаженного? Это антитеза, прекраснейшая из фигур. Она создается из противоположностей - добра и зла, праведных и грешных, Бога и Дьявола. Вот, эта антитеза - она, как бы, и лежит в основе устройства мира [1].
Вот, эту идею разрабатывали позже, уже спустя 700, наверное, где-то, лет, философы и теологи Высокого Средневековья. Они видят в мире систему значений. Все в мире значимо; каждая вещь значима; и, как говорит великий философ 12-го века Гуго Сен-Викторский: «Вся природа именует бога, вся природа учит человека, вся природа порождает смысл, и нет в мире ничего бесплодного». Или, как пишет другой замечательный поэт того же 12-го века Алан из Лилля, или Алан Лилльский: «Весь мир, подобно книге, служит нам и картиной, и зеркалом». Мир - это и книга, и картина, и зеркало, в которое мы смотрим.
Так вот, тексты Высокого Средневековья пытаются расшифровать этот язык бога, язык природы. И разрабатывается целая система значения вещей, и не только в теологических текстах, но и в более практических текстах, прикладных текстах; в частности, в трактатах о животных - в так называемых бестиариях (от латинского слова «bestia», которое означает «дикий зверь» - ну, и, вообще, всякое животное). Эти бестиарии появляются в огромном количестве. Расцвет этой культуры бестиарной - это где-то 12-й-13-й века.
Средневековье возводит многозначность в некий фундаментальный семиотический принцип: все в мире многозначно. И здесь пролегает граница, которая отделяет Средневековье от Античности. Так вот, средневековая семиотика создала особый тип знака, знака многосмысленного, обладающего целым набором значений [5].
И это создает увлекательные трудности, когда мы пытаемся истолковать, собственно, значение животных. Мы сталкиваемся с тем, что всякое животное может означать противоположное начало. Вот, скажем, лев. Лев в равной степени может быть символом Иисуса Христа, но он же может быть и символом Дьявола, разумеется. Как своим мужеством, своей смелостью он означает Иисуса, а своим свирепством, своей агрессией он означает Дьявола. Даже змей, который, казалось бы, ну, совсем плохой зверь, - совсем негативный зверь: он и Еву совратил, - и, вообще, самое такое главное воплощение Дьявола, - в отдельных случаях он все-таки означает Иисуса Христа, как ни странно.
Как устроен сам бестиарий? Почти каждая статья бестиария состоит из двух частей: в первой излагаются какие-то биологические основы. Ну, обычно они совершенно фантастические, конечно, с нашей точки зрения. Это повадки зверя, его внешний вид, и так далее. А вот вторая часть бестиария - это семиотическая часть; она, как правило, вводится такой фразой, вот: «Означает этот зверь», - и дальше идет уже объяснение его смысла. Ну, разумеется, эти две части - они очень тесно переплетены между собой. Ну, например, что бестиарий сообщает о льве, вот, как о биологической единице? Три знаменитые повадки льва, которые есть в любом бестиарии. Первое: лев спит с открытыми глазами всегда. Второе: когда лев идет, он хвостом заметает за собой следы, чтобы охотники его не нашли и не поймали. И, наконец, третье, самое странное, наверное: детеныши льва рождаются мертвыми; на третий день к ним приходит - отец-лев, дует им в лицо, и они пробуждаются к жизни и оживают. Вот, это этология льва, так сказать, - поведение льва. А что же семиотика? Вот, здесь возникают большие сложности, и возникает некая, вот, как раз, эта самая многозначность - она здесь и возникает, потому что одна и та же черта, одна и та же особенность льва может толковаться, как говорили средневековые авторы, «и к добру, и ко злу». Ну, скажем, его способность спать с открытыми глазами может означать Христа, Иисуса Христа. Когда Христос был распят, плоть его уснула, а дух его все равно жил. То есть Христос, как бы, вот, все равно с открытыми духовными глазами был, даже когда он умер. А может та же особенность толковаться и ко злу, - потому что Дьявол никогда не дремлет: его глаза всегда открыты, чтобы найти наши грехи - и поймать нас на том или ином гребе [2].
Список использованной литературы:
1. Druce G. C. The Medieval Bestiaries and their Influence on Ecclesiastical Art // J. of the British Archeol. Assoc. 1919. Vol. 25;
2. White T. H. The Bestiary: A Book of Beasts being a Transl. from a Latin Bestiary of the XIIth Cent. N. Y., 1960; Mc Culloch F. Medieval Latin and French Bestiaries. Chapel-Hill (N. Car.), 1960;
3. Средневековый бестиарий / Вступ. cт. и коммент. К. Муратовой. М., 1984; Белова О. В. Славянский бестиарий. М., 2000.
4. Пчелов Е. В. Бестиарий Московского царства: животные в эмблематике Московской Руси конца XV—XVI вв. / Отв. ред. акад. РАН Вяч. Вс. Иванов. — М.: Старая Басманная, 2011. — 204 с. — 300 экз
5. Бестиарий в словесности и изобразительном искусстве: Сб. статей / Сост. А. Л. Львова. М.: Intrada, 2012. — 183 с., 200 экз.
6. Реальный словарь классических древностей. Под редакцией Й. Геффкена, Э. Цибарта. — Тойбнер. Ф. Любкер. 1914.
"Физиолог"
Занимательное сочинение о животных было написано в Александрии Египетской во 2-4 вв. и имеет популярно-теологический характер.
Аристотель "История животных (Зоология)"
Трактат "История животных" — самый крупный по объему из всех трудов Аристотеля (IV в. до н.э.) — никогда не издавался на русском языке. Он дает представление о широте теоретических и практических биологических воззрений Аристотеля, о его натурфилософии, а также об уровне научных знаний в античную эпоху. В средние века, в период Возрождения и позже, в течение XVII—XVIII столетий, "История животных" была главным источником для познания мира животных, его систематики, экологии и т.д. Этот труд имеет немалое значение и как памятник словесности, свидетельство о важном аспекте приложения философских концепций зрелой античности.
Энциклопедия myfhology.info
Швейцарский учёный-энциклопедист, одним из первых попытавшийся систематизировать накопленные человечеством сведения о животных и растениях. Наиболее известен своим пятитомных трудом Historiae animalium («История животных», 1551—1587).