Славянское язычество.

Славя́нское язы́чество — ре­кон­стру­и­ру­е­мая по дан­ным языка, фольк­ло­ра, об­ря­дов, обы­ча­ев и ве­ро­ва­ний древ­них сла­вян си­сте­ма до­хри­сти­ан­ских пред­став­ле­ний о мире и че­ло­ве­ке, ос­но­ван­ная на ми­фо­ло­гии и магии.

Сла­вян­ское язы­че­ство яв­ля­ет­ся са­мо­сто­я­тель­но раз­вив­шим­ся в I ты­ся­че­ле­тии нашей эры фраг­мен­том древ­ней ин­до­ев­ро­пей­ской ре­ли­гии, пред­став­лен­ной в древ­не­ин­дий­ских, древ­не­иран­ских, древ­не­гре­че­ских и древ­не­рим­ских текстах.

Сла­вян­ское язы­че­ство может по­ни­мать­ся не толь­ко как ис­то­ри­че­ская ста­дия ми­ро­воз­зре­ния древ­них сла­вян (пра­сла­вян) в пе­ри­од до на­ча­ла их хри­сти­а­ни­за­ции, но и как ти­по­ло­ги­че­ски осо­бая куль­тур­ная мо­дель, чьи формы, ме­ха­низ­мы и се­ман­ти­че­ские ка­те­го­рии про­дол­жа­ли су­ще­ство­вать и после при­ня­тия христианства.

Источники.

О ре­ли­гии древ­них сла­вян почти ни­че­го не из­вест­но: пер­вые от­ры­воч­ные све­де­ния о сла­вян­ской куль­ту­ре в пись­мен­ных ис­точ­ни­ках по­яв­ля­ют­ся лишь после их вы­хо­да к гра­ни­цам Ви­зан­тий­ской им­пе­рии в VI веке. В рас­по­ря­же­нии учё­ных крайне мало све­де­ний о ми­фо­ло­гии древ­них сла­вян, осо­бен­но же это ка­са­ет­ся вре­мён об­ще­сла­вян­ско­го един­ства. Это объ­яс­ня­ет­ся мно­ги­ми фак­то­ра­ми, и пре­жде всего — от­сут­стви­ем соб­ствен­ной пись­мен­но­сти и уда­лён­но­стью от ос­нов­ных цен­тров го­род­ской ла­тин­ской или гре­ко­языч­ной пись­мен­ной куль­ту­ры.

При от­сут­ствии ори­ги­наль­ных ми­фо­ло­ги­че­ских тек­стов су­дить о язы­че­стве сла­вян как ис­то­ри­че­ской ста­дии об­ще­сла­вян­ской куль­ту­ры можно лишь по вто­рич­ным дан­ным — ар­хео­ло­ги­че­ским и книж­но-пись­мен­ным ис­точ­ни­кам (ле­то­пи­си, хро­ни­ки и т. д.), ино­стран­ным сви­де­тель­ствам, цер­ков­ным по­уче­ни­ям про­тив язы­че­ства (см. труды Н. М. Галь­ков­ско­го, Е. В. Анич­ко­ва, В. И. Ман­сик­ки, Д. К. Зе­ле­ни­на, Л. Ни­дер­ле, Г. Лов­мянь­ско­го, А. Гей­што­ра, С. Ур­бань­чи­ка, В. Чай­ка­но­ви­ча и др.), а также на ос­но­ве со­по­став­ле­ния сла­вян­ских дан­ных с дан­ны­ми дру­гих ин­до­ев­ро­пей­ских (бал­тий­ской, иран­ской, гер­ман­ской и др.) куль­тур­ных тра­ди­ций (см. пре­жде всего ра­бо­ты В. В. Ива­но­ва и В. Н. То­по­ро­ва). Наи­бо­лее бо­га­ты­ми ис­точ­ни­ка­ми изу­че­ния сла­вян­ско­го язы­че­ства как куль­тур­ной мо­де­ли и ре­кон­струк­ции древне­сла­вян­ских пред­став­ле­ний оста­ют­ся «со­вре­мен­ные» (от­но­ся­щи­е­ся к XIX—XX векам) язы­ко­вые, эт­но­гра­фи­че­ские и фольк­лор­ные сви­де­тель­ства сла­вян­ских традиций.

Одним из пер­вых пись­мен­ных ис­точ­ни­ков по ре­ли­гии древ­них сла­вян яв­ля­ет­ся опи­са­ние ви­зан­тий­ско­го ис­то­ри­ка Про­ко­пия Ке­са­рий­ско­го (VI век), ко­то­рый упо­ми­нал жерт­во­при­но­ше­ния вер­хов­но­му богу сла­вян — гро­мо­верж­цу, реч­ным духам («ним­фам») и др.:

Эти пле­ме­на, сла­вяне и анты, не управ­ля­ют­ся одним че­ло­ве­ком, но из­д­рев­ле живут в на­ро­до­прав­стве (де­мо­кра­тии), и по­это­му у них сча­стье и несча­стье в жизни счи­та­ет­ся делом общим. И во всем осталь­ном у обоих этих вар­вар­ских пле­мен вся жизнь и за­ко­ны оди­на­ко­вы. Они счи­та­ют, что один из богов, тво­рец мол­нии, яв­ля­ет­ся вла­ды­кой над всеми, и ему при­но­сят в жерт­ву быков и со­вер­ша­ют дру­гие свя­щен­ные об­ря­ды. Судь­бы они не знают и во­об­ще не при­зна­ют, что она по от­но­ше­нию к людям имеет ка­кую-ли­бо силу, и когда им вот-вот гро­зит смерть, охва­чен­ным ли бо­лез­нью, или на войне по­пав­шим в опас­ное по­ло­же­ние, то они дают обе­ща­ние, если спа­сут­ся, тот­час же при­не­сти богу жерт­ву за свою душу; из­бег­нув смер­ти, они при­но­сят в жерт­ву то, что обе­ща­ли, и ду­ма­ют, что спа­се­ние ими куп­ле­но ценой этой жерт­вы. Они по­чи­та­ют реки, и нимф, и вся­кие дру­гие бо­же­ства, при­но­сят жерт­вы всем им и при по­мо­щи этих жертв про­из­во­дят и гадания."" Прокопий Кесарийский. Война с готами. Книга VII (книга III Войны с готами)

В текстах рус­ско-ви­зан­тий­ских до­го­во­ров X века на­зва­ны дру­жин­ный бог Перун и «ско­тий бог» Волос (Велес). В «По­ве­сти вре­мен­ных лет» под 980 годом со­дер­жит­ся рас­сказ о свя­ти­ли­ще в Киеве, по­стро­ен­ном кня­зем Вла­ди­ми­ром Свя­то­сла­ви­чем, упо­мя­ну­ты уста­нов­лен­ные там идолы Пе­ру­на, Хорса, Да­жь­бо­га, Стри­бо­га, Си­марг­ла и Моко­ши. За­пад­но-ев­ро­пей­ские ав­то­ры XI–XII веков при­во­дят по­дроб­ные опи­са­ния свя­ти­лищ и куль­тов Ре­ди­го­ста (Сва­ро­жи­ча) в Ретре, Свя­то­ви­та (Свен­то­ви­та) в Ар­коне, Тригла­ва в Ще­цине, Чер­но­бо­га, свя­ти­ли­ще в Во­лине и др. Отож­деств­ле­ние ряда во­сточ­но-ев­ро­пей­ских па­мят­ни­ков со сла­вян­ски­ми свя­ти­ли­ща­ми яв­ля­ет­ся пред­ме­том спора (Пе­рынь, ком­плекс близ места на­ход­ки Збруч­ско­го идола и др.).

Формирование.

Сла­вян­ская ре­ли­гия фор­ми­ро­ва­лась на про­тя­же­нии дол­го­го пе­ри­о­да в про­цес­се вы­де­ле­ния древ­них сла­вян из ин­до­ев­ро­пей­ской общ­но­сти на­ро­дов во II—I ты­ся­че­ле­тии до н. э. и во вза­и­мо­дей­ствии с ми­фо­ло­ги­ей и ре­ли­ги­ей со­сед­них на­ро­дов. По­это­му, есте­ствен­но, в сла­вян­ской ре­ли­гии име­ет­ся зна­чи­тель­ный ин­до­ев­ро­пей­ский пласт. Пред­по­ла­га­ет­ся, что к нему от­но­сят­ся об­ра­зы бога грозы и бо­е­вой дру­жи­ны (Перун), бога скота и по­ту­сто­рон­не­го мира (Велес), эле­мен­ты об­ра­зов близ­неч­но­го бо­же­ства (Ярило и Яри­ли­ха, Иван-да-ма­рья) и бо­же­ства Неба-От­ца (Стри­бог). Также ин­до­ев­ро­пей­ски­ми по сути яв­ля­ют­ся такие об­ра­зы, как Мать Сы­ра-Зем­ля, свя­зан­ная с ней бо­ги­ня тка­че­ства и пря­де­ния (Мокошь), сол­неч­ное бо­же­ство (Да­жь­бог), и неко­то­рые другие.

Очень близ­ки были ве­ро­ва­ния сла­вян и бал­тов. Это ка­са­ет­ся таких бо­жеств, как Перун (Пер­ку­нас), Велес (Вель­няс) и, воз­мож­но, дру­гих. Нема­ло об­ще­го также с гер­ма­но-скан­ди­нав­ской ми­фо­ло­ги­ей: мотив ми­ро­во­го древа, на­ли­чие дра­ко­нов и про­чее.

Неко­то­рые ис­сле­до­ва­те­ли пред­по­ла­га­ют кель­то-сла­вян­ские па­рал­ле­ли между бо­же­ства­ми Дагда и Да­жь­бог, а также Маха и Ма­кошь. У ира­но­языч­но­го на­се­ле­ния сла­вяне ви­ди­мо за­им­ство­ва­ли само слово «бог» (ко­то­рое также имело се­ман­ти­ку «доля», ср. «богат­ство», «убогий»), сме­нив­шее об­ще­ин­до­ев­ро­пей­ское обо­зна­че­ние для бо­же­ства *divъ. Вполне воз­мож­но, од­на­ко, что слово «бог» яв­ля­ет­ся ис­кон­но-сла­вян­ским раз­ви­ти­ем пра-и.е. *bhag- «доля», ис­пы­тав­шим лишь се­ман­ти­че­ское иран­ское вли­я­ние.

По мере рас­се­ле­ния сла­вян с пра­сла­вян­ской тер­ри­то­рии про­ис­хо­ди­ла диф­фе­рен­ци­а­ция сла­вян­ской ми­фо­ло­гии и обособ­ле­ние ло­каль­ных ва­ри­ан­тов, долго со­хра­няв­ших ос­нов­ные ха­рак­те­ри­сти­ки об­ще­сла­вян­ской ми­фо­ло­гии. Та­ко­вы ми­фо­ло­гия бал­тий­ских сла­вян (за­пад­но­сла­вян­ские пле­ме­на се­вер­ной части меж­ду­ре­чья Эльбы и Одера) и во­сточ­ных сла­вян. Пред­по­ло­жи­тель­но су­ще­ство­ва­ли и дру­гие ва­ри­ан­ты (в част­но­сти, юж­но­сла­вян­ских на Бал­ка­нах и за­пад­но­сла­вян­ских в поль­ско-чеш­ско-мо­рав­ской об­ла­сти), но све­де­ний о них со­хра­ни­лось мало.

Во­сточ­ные сла­вяне имели в своём пан­теоне бо­жеств пред­по­ло­жи­тель­но иран­ско­го про­ис­хож­де­ния — Хорс, Се­маргл и другие. Дан­ные о чеш­ских язы­че­ских богах также весь­ма скуд­ны и ма­ло­до­сто­вер­ны. Есть сви­де­тель­ства су­ще­ство­ва­ния Пе­ру­на и Ве­ле­са, как и со­от­вет­ству­ю­щие то­по­ни­ми­че­ские факты (на­при­мер, от­но­ся­щих­ся к Мокоши). По­хо­жая си­ту­а­ция ха­рак­те­ри­зу­ет и юж­но­сла­вян­ские земли. При от­сут­ствии пер­вич­ных ис­точ­ни­ков ока­зы­ва­ют­ся (пре­жде всего в то­по­но­ма­сти­ке) следы имён Пе­ру­на и Ве­ле­са и их куль­та, а также неко­то­рых дру­гих ми­фо­ло­ги­че­ских пер­со­на­жей (Мокошь, Даж­дь­бог, Троян и т. п.). При раз­де­ле­нии пра­сла­вян­ской общ­но­сти стали фор­ми­ро­вать­ся пле­мен­ные ве­ро­ва­ния сла­вян, имев­шие зна­чи­тель­ные ре­ги­о­наль­ные от­ли­чия. В част­но­сти, ре­ли­гия за­пад­ных сла­вян, в силу ис­то­ри­че­ских об­сто­я­тельств, перед на­ча­лом хри­сти­а­ни­за­ции зна­чи­тель­но от­ли­ча­лась от всех прочих.

При рас­се­ле­нии во­сточ­но­сла­вян­ских пле­мён в VI—IX веках ми­фо­ло­гии их от­дель­ных групп могли ис­пы­ты­вать вли­я­ние ми­фо­ло­гий фин­но-угор­ских, балт­ских и тюрк­ских на­ро­дов.

Основные черты.

Ос­нов­ны­ми чер­та­ми сла­вян­ско­го язы­че­ства как ми­ро­воз­зре­ния яв­ля­ют­ся вера в оду­шев­лён­ность при­ро­ды (ани­ма­тизм и ани­мизм), культ пред­ков и сверхъ­есте­ствен­ные силы, ко­то­рые по­сто­ян­но при­сут­ству­ют и при­ни­ма­ют уча­стие на про­тя­же­нии всей жизни каж­до­го че­ло­ве­ка, раз­ви­тая низ­шая ми­фо­ло­гия, убеж­дён­ность в воз­мож­но­сти воз­дей­ствия на по­ло­же­ние вещей в мире сред­ства­ми при­ми­тив­ной магии, ан­тро­по­цен­тризм.

Един­ствен­ным убе­ди­тель­но ре­кон­стру­и­ру­е­мым об­ще­сла­вян­ским бо­же­ством яв­ля­ет­ся Перун (*Perunъ), бог грома и мол­нии. Судя по всему, имен­но его имел в виду Про­ко­пий под «твор­цом мол­ний, вла­ды­кой над всеми». Это бо­же­ство со­хра­ни­лось лучше всего у во­сточ­ных сла­вян и при­об­ре­ло, кроме ука­зан­ных, ещё и черты бо­га-по­кро­ви­те­ля князя и дру­жи­ны.

Как по­ка­зал в своём ис­сле­до­ва­нии Лешек Мо­шин­ский, пра­сла­вян­ски­ми яв­ля­ют­ся такие по­ня­тия, как дух, душа, навь («мерт­вец»), рай («по­ту­сто­рон­ний мир»), вол­ко­лак («обо­ро­тень»), упырь («вам­пир»), треба («жерт­во­при­но­ше­ние») . При этом язы­че­ское по­ни­ма­ние души не сле­ду­ет сме­ши­вать с хри­сти­ан­ским. Душа была не ка­кой-то аб­стракт­ной нема­те­ри­аль­ной сущ­но­стью, душой была сама лич­ность че­ло­ве­ка, ко­то­рая после смер­ти ста­но­ви­лась навью, пе­рей­дя в иной мир, рай. При этом, как от­ме­ча­ет О. Н. Тру­ба­чёв, среди ев­ро­пей­цев, при­няв­ших хри­сти­ан­ство, толь­ко у сла­вян по­ня­тие «рай» (пра­слав. *rajь) было ис­кон­ным, а «ад» — заимствованным.

Тру­ба­чёв же пы­та­ет­ся вос­ста­но­вить неко­то­рые более аб­стракт­ные по­ня­тия пра­сла­вян­ской ре­ли­гии, на­хо­дя к ним ла­тин­ские па­рал­ле­ли. На­при­мер: прасл. *gověti и лат. favēre «по­стить­ся, хра­нить мол­ча­ние, бла­го­при­ят­ство­вать»; прасл. *mana и лат. mānēs «духи умер­ших, при­зра­ки, при­ви­де­ния»; прасл. *basъ/*ne-basъ «кра­си­вый, хо­ро­ший»/«гру­бый, него­дяй» и лат. fās/ne-fās «бо­же­ствен­ный закон»/«грех».

Культы божеств.

Дан­ные ар­хео­ло­гии и пись­мен­ных ис­точ­ни­ков сви­де­тель­ству­ют, что у сла­вян су­ще­ство­ва­ли скульп­тур­ные изоб­ра­же­ния бо­жеств (идолы). Они могли быть как де­ре­вян­ны­ми, так и ка­мен­ны­ми. Идо­лов во­сточ­ных сла­вян от­ли­ча­ет про­сто­та и гру­бость ис­пол­не­ния, тогда как у за­пад­ных сла­вян идолы были более ис­кус­ны­ми и сложными[14]. Кроме того, от­ли­чи­тель­ной чер­той за­пад­но­сла­вян­ских идо­лов яв­ля­ет­ся по­ли­ке­фа­лия (многоголовость). О внеш­нем виде сла­вян­ских идо­лов можно су­дить по так на­зы­ва­е­мо­му «Збруч­ско­му идолу», а также по опи­са­ни­ям в пись­мен­ных ис­точ­ни­ках: из­вест­но, на­при­мер, что идол Пе­ру­на, по­став­лен­ный в Киеве кня­зем Вла­ди­ми­ром, был де­ре­вян­ным, с се­реб­ря­ной го­ло­вой и зо­ло­ты­ми усами.

Сла­вяне по­кло­ня­лись идо­лам в от­кры­тых свя­ти­ли­щах (ка­пи­щах). Обыч­но у сла­вян роль храма вы­пол­нял лес. На­ли­чие хра­мо­вых по­ме­ще­ний у сла­вян (за ис­клю­че­ни­ем за­пад­ных) не за­фик­си­ро­ва­но, од­на­ко они вполне могли иметь место, не оста­вив после себя сле­дов, бу­дучи деревянными. На ка­пи­ще про­во­ди­лись об­ря­ды по­кло­не­ния идо­лам. Ка­пи­ща могли быть ого­ро­же­ны, их обыч­ным ат­ри­бу­том был ко­стёр, вре­мен­ный или по­сто­ян­ный. Оче­вид­но, ка­пи­ще было по­стро­е­но кня­зем Вла­ди­ми­ром для его пан­тео­на, од­на­ко оно до сих пор не об­на­ру­же­но ар­хео­ло­га­ми. Рас­суж­де­ния Б. А. Ры­ба­ко­ва в этом отношении, под­дер­жав­ше­го ар­хео­ло­гов П. П. То­лоч­ко и Я. Е. Бо­ров­ско­го, «от­крыв­ших» ка­пи­ще Владимира, в по­след­нее время оспариваются. Судя по дан­ным ле­то­пи­сей, ка­пи­ще Пе­ру­на было и в Нов­го­ро­де, на Пе­ры­ни. Оно было пред­по­ло­жи­тель­но об­на­ру­же­но со­вет­ским ар­хео­ло­гом В. В. Се­до­вым, од­на­ко и его ре­кон­струк­ции на се­го­дняш­ний день вы­зы­ва­ют боль­шие сомнения. Из сла­вян­ских свя­ти­лищ, об­на­ру­жен­ных ар­хео­ло­га­ми, особо вы­де­ля­ют также Збруч­ский куль­то­вый центр. В по­след­нее время вы­ска­зы­ва­ют­ся пред­по­ло­же­ния о том, что функ­цию свя­ти­лищ на Се­ве­ро-За­па­де Руси могли вы­пол­нять сопки — са­краль­ные па­мят­ни­ки в виде на­сы­пей над за­хо­ро­не­ни­я­ми. По крайне мере, сама на­сыпь чаще всего иг­ра­ла боль­ше ри­ту­аль­ную функ­цию, чем по­гре­баль­ную. Остат­ки имен­но та­ко­го свя­ти­ли­ща могли быть об­на­ру­же­ны на Перыни.

По­ми­мо идо­лов сла­вяне (как и их со­се­ди — балты и фин­но-угор­ские пле­ме­на) по­кло­ня­лись и свя­щен­ным кам­ням-ва­лу­нам. На во­сточ­ной окра­ине сла­вян­ско­го про­стран­ства, до при­хо­да сюда сла­вян, свя­щен­ным кам­ням по­кло­ня­лись, оче­вид­но, фин­но-угор­ские пле­ме­на.

В пись­ме мит­ро­по­ли­та Ма­ка­рия Ивану Гроз­но­му (1534 год) со­об­ща­ет­ся о том, что «сквер­ные моль­би­ща идоль­ские со­хра­ня­лись и до цар­ства ве­ли­ко­го князя Ва­си­лия Ива­но­ви­ча», а также, что в ка­че­стве моль­бищ ис­поль­зу­ют­ся «лес и камни и реки и бо­ло­та, ис­точ­ни­ки и горы и холмы, солн­це и месяц и звез­ды и озера».

Жречество.

Как счи­та­ет В. В. Седов, вождь (князь) у древ­них сла­вян сов­ме­щал в себе ад­ми­ни­стра­тив­ные, во­ен­ные и ре­ли­ги­оз­ные функции, что во­об­ще ха­рак­тер­но для пе­ри­о­да во­ен­ной де­мо­кра­тии.

К се­ре­дине I ты­ся­че­ле­тия н. э. сла­вян­ские пле­ме­на рас­се­ли­лись на до­воль­но боль­шой пло­ща­ди, по­это­му уров­ни об­ще­ствен­но­го раз­ви­тия у них раз­ли­ча­лись. Южные сла­вяне очень рано по­па­ли под силь­ное вли­я­ние Ви­зан­тии и, сле­до­ва­тель­но, хри­сти­ан­ства, по­это­му го­во­рить о жре­че­стве у них не пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ным. За­пад­ные сла­вяне по уров­ню об­ще­ствен­но­го раз­ви­тия об­го­ня­ли во­сточ­ных, по­это­му, как видно по ис­точ­ни­кам, жре­че­ство у бал­тий­ских сла­вян до­стиг­ло зна­чи­тель­но­го вли­я­ния, а порой со­сре­до­то­чи­ва­ло в своих руках и по­ли­ти­че­скую власть. Судя по всему, жре­че­ство как со­сло­вие у во­сточ­ных сла­вян на­хо­ди­лось толь­ко в про­цес­се формирования, ко­то­рый был пре­рван вве­де­ни­ем хри­сти­ан­ства. Тем не менее, жрецы язы­че­ских бо­жеств у во­сточ­ных сла­вян в до­хри­сти­ан­ские вре­ме­на ско­рее всего были. Од­на­ко их, ви­ди­мо, было не так много — го­раз­до боль­ше было га­да­те­лей, кол­ду­нов и зна­ха­рей. Древ­не­рус­ские ис­точ­ни­ки на­зы­ва­ют их сле­ду­ю­щим об­ра­зом: волх­вы, ведуны , обав­ни­ки, зе­лей­ни­ки, на­уз­ни­ки, ча­ро­деи, ку­дес­ни­ки, во­ро­жеи, «бабы богомерзкие» и т. д. Как пра­ви­ло, ос­нов­ны­ми их функ­ци­я­ми были зна­хар­ство — ле­че­ние за­го­во­ра­ми, ри­ту­а­ла­ми и есте­ствен­ны­ми ле­кар­ствен­ны­ми сред­ства­ми; бы­то­вая магия — лю­бов­ная и за­щит­ная (с по­мо­щью ри­ту­а­лов, зелий, аму­ле­тов, обе­ре­гов и т. п.); пред­ска­за­ния и га­да­ния — по крику птиц и жи­вот­ных, за­сты­ва­нию олова и воска и т. п.; вспо­мо­же­ние при родах и так далее.

Культ предков.

Культ пред­ков нашёл своё от­ра­же­ние в сла­вян­ском по­гре­баль­ном об­ря­де. «По­весть вре­мен­ных лет» так опи­сы­ва­ет этот обряд у вя­ти­чей:

"И если кто умрёт, со­вер­ша­ют над ним триз­ну. После неё скла­ды­ва­ют боль­шой ко­стёр, кла­дут на него мерт­ве­ца и сжи­га­ют. После этого, со­брав кости, скла­ды­ва­ют их в малый сосуд и ста­вят на стол­бе у до­ро­ги. Так де­ла­ют вя­ти­чи и ныне. Та­ко­му же обы­чаю сле­ду­ют и кри­ви­чи, и про­чие языч­ни­ки."

Оригинальный текст (древнерусск.)

"И аще къто умьряще, творяху тризну надъ нимь, и посемъ сътворяху краду велику, и възложаху на краду мьртвьца, и съжьжаху, и посемь, събьравъше кости, възложаху въ судину малу, и поставляху на стълпѣ на путьхъ, еже творять Вятичи и нынѣ. Сиже творяху обычая и Кривичи и прочии прогании."
 
Под триз­ной здесь, ви­ди­мо, име­ют­ся в виду со­стя­за­ния в па­мять об умер­шем и во­об­ще по­ми­наль­ные ме­ро­при­я­тия. Обы­чай остав­лять сосуд с ко­стя­ми умер­ше­го на стол­бах у дорог про­яс­ня­ет­ся позд­ней­ши­ми эт­но­гра­фи­че­ски­ми за­пи­ся­ми: стол­бы на клад­би­щах счи­та­лись сво­е­го рода гра­ни­цей между жи­вы­ми и мёрт­вы­ми. У этих стол­би­ков бро­са­лась по­су­да, при­ме­ня­е­мая при по­хо­ро­нах. Сами стол­би­ки неред­ко де­ла­лись с по­до­би­ем крыши и вы­ем­ка­ми — для удоб­ства душ умер­ших, ко­то­рые около них оби­та­ли. Позже клад­би­щен­ские стол­би­ки сме­ни­лись пра­во­слав­ны­ми кре­ста­ми. Кроме того, по­гре­баль­ные стол­бы от­сы­ла­ют к ар­ха­ич­но­му обы­чаю за­хо­ро­не­ния на де­ре­вьях и в ство­лах де­ре­вьев. Столб, таким об­ра­зом, может иг­рать в по­гре­баль­ном ри­туа­ле кос­мо­го­ни­че­скую роль ми­ро­во­го древа, по ко­то­ро­му души умер­ших под­ни­ма­ют­ся в небес­ный мир предков.

Дан­ные о по­гре­баль­ном об­ря­де можно по­черп­нуть и из ле­то­пис­но­го рас­ска­за о том, как Ольга хо­ро­ни­ла сво­е­го мужа, князя Игоря, уби­то­го древ­ля­на­ми:

[Ольга по­сла­ла ска­зать древ­ля­нам:] «Вот, уже иду к вам. На­ва­ри­те много медов у го­ро­да, где вы убили мужа моего, чтобы по­пла­кать мне над мо­ги­лой его и со­вер­шить триз­ну по мужу моему». Они, услы­шав это, свез­ли очень много мёда, и на­ва­ри­ли. Ольга с неболь­шой дру­жи­ной и на­лег­ке при­ш­ла к мо­ги­ле Игоря и пла­ка­ла о муже своём. Затем по­ве­ле­ла людям на­сы­пать боль­шой кур­ган, и, когда на­сы­па­ли, ве­ле­ла со­вер­шать триз­ну. Затем древ­ляне сели пить, и Ольга по­ве­ле­ла своим от­ро­кам при­слу­жи­вать им.

Оригинальный текст (древнерусск.)

«Се, уже иду къ вамъ, да пристроите меды мъногы у града, идеже убиете мужа моего, да поплачюся надъ гробомъ его и сътворю тризну мужю своему». Они же, то слышавъше, съвезоша меды мъногы зѣло, и възвариша. Ольга же, поимъши мало дружины, и льгъко идущи, приде къ гробу его и плакася по мужи своемь. И повелѣ людьмъ съсути могылу велику, и яко съсъпоша, повелѣ тризну творити. Посемь сѣдоша Древляне пити, и повелѣ Ольга отрокомъ своимъ служити предъ ними .
 
Из дан­но­го от­рыв­ка сле­ду­ет, что триз­на вклю­ча­ла питие медов, что над мо­ги­ла­ми устра­и­ва­лись кур­га­ны (ви­ди­мо, их ве­ли­чи­на за­ви­се­ла от ста­ту­са по­гре­ба­е­мо­го) и что су­ще­ство­вал обы­чай пла­кать над мо­ги­лой усоп­ше­го. Все эти све­де­ния под­твер­жда­ют­ся эт­но­гра­фи­че­ски­ми за­пи­ся­ми и (о кур­га­нах) дан­ны­ми ар­хео­ло­гии. Кроме этих обы­ча­ев в «Про­ло­ге» упо­ми­на­ет­ся такой эле­мент по­гре­баль­ной об­ряд­но­сти, как «бъ­дынъ», то есть бде­ние, бодр­ство­ва­ние рядом с по­кой­ни­ком в те­че­ние ночи, ко­то­рое, судя по всему, со­вер­ша­лось зна­чи­тель­ным ко­ли­че­ством людей с при­чи­та­ни­я­ми, пес­ня­ми и играми.

Ин­те­рес­ные све­де­ния о по­гре­баль­ном об­ря­де даёт ле­то­пис­ный рас­сказ о смер­ти Вла­ди­ми­ра Свя­то­сла­ви­ча:

Ночью же разо­бра­ли по­мост между двумя кле­тя­ми, за­вер­ну­ли его (Вла­ди­ми­ра) в ковёр и спу­сти­ли ве­рёв­ка­ми на землю; затем, воз­ло­жив его на сани, от­вез­ли и по­ста­ви­ли в церк­ви свя­той Бо­го­ро­ди­цы, ко­то­рую он сам ко­гда-то по­стро­ил. Узнав об этом, со­шлись люди без числа и пла­ка­ли по нём…

Оригинальный текст (древнерусск.)

И нощию межю клетьми проимавъше помостъ, в ковьръ обьртѣвъше и, ужи съвѣсиша и на землю, и възложьше и на сани, везъше, поставиша и въ святѣи Богородици, юже бѣ съзьдалъ самъ. Се же увѣдѣвъше людие, бес числа сънидошася, и плакашася по немъ…
 
В дан­ном слу­чае можно на­блю­дать древ­ней­ший обряд, ко­то­рый со­хра­нил­ся и в Древ­ней Руси — чтобы вы­не­сти по­кой­ни­ка, раз­би­ра­ют стену. Де­ла­лось это ве­ро­ят­но с той целью, чтобы по­кой­ник, вы­не­сен­ный необыч­ным путём, не смог вер­нуть­ся и не тре­во­жил живых. Дру­гой древ­ней­ший обряд, опи­сан­ный в дан­ном от­рыв­ке — это ис­поль­зо­ва­ния саней для пе­ре­воз­ки по­кой­ни­ка, даже несмот­ря на лет­нее время. Сани ис­поль­зо­ва­лись в по­хо­ро­нах как наи­бо­лее по­чёт­ный, спо­кой­ный и со­лид­ный вид транспорта. К тому же сани, в силу своей ар­ха­ич­но­сти, ви­ди­мо имели в по­хо­рон­ном об­ря­де и некое са­краль­ное значение.

Су­ще­ству­ет также общая для всех во­сточ­ных сла­вян об­ря­до­вая еда на по­мин­ках — это кутья, блины и ки­сель. Почти все во­сточ­но­сла­вян­ские празд­ни­ки свя­за­ны с куль­том умер­ших пред­ков, ко­то­рых вспо­ми­на­ли в ру­беж­ные мо­мен­ты года — на Свят­ках, в Чи­стый чет­верг и Ра­до­ни­цу, в Семик и перед Дмит­ри­е­вым днём. В дни по­ми­но­ве­ния усоп­ших для них то­пи­ли баню, жгли ко­ст­ры (чтобы они по­гре­лись), остав­ля­ли для них еду на празд­нич­ном столе. Свя­точ­ные ря­же­ные пред­став­ля­ли собой в том числе и при­шед­ших с того света пред­ков и со­би­ра­ли дары. Целью всех этих дей­ствий было за­даб­ри­ва­ние умер­ших пред­ков, ко­то­рые могли бла­го­сло­вить семью, а могли и при­чи­нять зло — пу­гать, яв­лять­ся во сне, му­чать и даже уби­вать тех, кто не удо­вле­тво­рил их потребностей.

Весь­ма рас­про­стра­нён­ной среди сла­вян была вера в так на­зы­ва­е­мых «за­лож­ных по­кой­ни­ков». Счи­та­лось, что люди, умер­шие не своей смер­тью, не успо­ка­и­ва­ют­ся после смер­ти и спо­соб­ны вре­дить живым, по­это­му их суе­вер­но бо­я­лись и по­чи­та­ли во время общих поминок.

Праздники.

Для пра­сла­вян­ско­го пе­ри­о­да ре­кон­стру­и­ру­ют­ся мно­го­чис­лен­ные празд­не­ства, в част­но­сти кар­на­валь­но­го типа, свя­зан­ные с опре­де­лён­ны­ми се­зо­на­ми и по­ми­на­ни­ем мёрт­вых. Сов­па­де­ние ряда ха­рак­тер­ных де­та­лей (уча­стие ря­же­ных, фар­со­вые по­хо­ро­ны) на­ря­ду с ти­по­ло­ги­че­ским объ­яс­не­ни­ем, в со­от­вет­ствии с ги­по­те­зой В. Пи­за­ни, даёт воз­мож­ность воз­ве­сти эти сла­вян­ские празд­не­ства к ка­лен­дар­ным об­ря­дам ря­же­нья и т. п., ре­кон­стру­и­ру­е­мым для об­ще­ин­до­ев­ро­пей­ско­го пе­ри­о­да Ж. Дю­ме­зи­лем.

Уже ран­не­сред­не­ве­ко­вые ла­тин­ские ис­точ­ни­ки опи­сы­ва­ют фар­со­вые об­ря­ды (в том числе и по­ми­наль­ные) как у за­пад­ных сла­вян (Козь­ма Праж­ский и др.), так и у южных (в XIII веке Ди­мит­рий Бол­гар­ский опи­сы­вал ру­са­лии и устра­и­ва­е­мые по их слу­чаю те­ат­ра­ли­зо­ван­ные дей­ства и танцы, ха­рак­те­ри­зу­е­мые как непри­стой­ные). В на­род­ной куль­ту­ре эти об­ря­ды со­хра­ня­ют­ся до XIX—XX веков во всех сла­вян­ских тра­ди­ци­ях: у во­сточ­ных сла­вян (сме­хо­вые по­хо­ро­ны ми­фо­ло­ги­че­ских су­ществ типа Ко­стро­мы, Мас­ле­ни­цы, Ярилы, Мары и др., в се­зон­ных об­ря­дах участ­ву­ют и зо­оморф­ные сим­во­лы типа «ко­ро­вьей смер­ти»), у чехов (обряд umrlec, мо­рав­ские ве­сен­ние об­ря­ды на Смерт­ной неде­ле, когда вы­но­си­лось чу­че­ло Smrtna nedela с ис­пол­не­ни­ем песен, до­слов­но сов­па­да­ю­щих с во­сточ­но­сла­вян­ски­ми), у бол­гар (ру­са­лии, Гер­ман и др.).

Христианский период.

После хри­сти­а­ни­за­ции ста­рые ве­ро­ва­ния со­хра­ня­лись в форме куль­та пред­ков и веры в низ­ших духов (до­мо­вых, леших, ру­са­лок и др.). Мно­го­чис­лен­ные до­хри­сти­ан­ские эле­мен­ты со­хра­ни­лись в сла­вян­ских ка­лен­дар­ных об­ря­дах и об­ря­дах жиз­нен­но­го цикла.

От­но­ше­ние к духам умер­ших было двой­ствен­ным. С одной сто­ро­ны, по­чи­та­лись по­кро­ви­те­ли семьи — деды, ро­ди­те­ли, умер­шие есте­ствен­ной смер­тью, с дру­гой — счи­та­лись опас­ны­ми мерт­вя­ки (за­лож­ные), умер­шие преж­де­вре­мен­ной или на­силь­ствен­ной смер­тью, са­мо­убий­цы, утоп­лен­ни­ки и т. п. К числу пред­ков-по­кро­ви­те­лей от­но­сил­ся Чур, к враж­деб­ным мерт­ве­цам — упыри, мавки.

Домыслы и фальсификации.

От­дель­ной про­бле­мой, свя­зан­ной со сла­вян­ски­ми ми­фо­ло­ги­ей и язы­че­ством, яв­ля­ет­ся по­пу­ляр­ность этой темы у ши­ро­ких слоёв на­се­ле­ния и со­зда­ние мно­го­чис­лен­ных до­мыс­лов, псев­до­и­сто­ри­че­ских по­стро­е­ний и ми­сти­фи­ка­ций на эту тему с целью воз­ве­ли­чи­ва­ния про­шло­го от­дель­ных на­ро­дов. Так, на ос­но­ва­нии ми­сти­фи­ка­ции, из­вест­ной как «Ве­ле­со­ва книга», в рам­ках неоязы­че­ства были со­зда­ны раз­лич­ные вы­мыш­лен­ные куль­ты и мифологии.

До­мыс­лы имеют место и в ис­то­ри­че­ской науке. Мно­гие бо­же­ства, плот­но во­шед­шие в со­вре­мен­ные пред­став­ле­ния о сла­вян­ской ми­фо­ло­гии, яв­ля­ют­ся более позд­ни­ми фольк­лор­ны­ми пер­со­на­жа­ми (Ку­па­ла, Ко­ля­да) либо вовсе тво­ре­ни­ем «ка­би­нет­ной ми­фо­ло­гии» — на­уч­ной фик­ци­ей (Лада, Лель и др.). Целую ми­фо­ло­ги­че­скую си­сте­му, не вы­дер­жи­ва­ю­щую кри­ти­ки дру­гих учё­ных, со­здал в своих тру­дах ака­де­мик Б. А. Ры­ба­ков

Книги по теме:

Амельченко В. В., Глинка Г. А., Максимов С. В. Вера и верования русского народа

Аничков Е. В. Язычество и древняя Русь

Афанасьев А. Н. Славянская мифология

Васильев М. А. Особенности формирования и развития восточнославянского язычества

Гаврилов Д. А., Наговицын А. Е. Боги славян. Язычество. Традиция

Гаврилов Д. А., Ермаков С. Э. Древние боги славян

Гальковский Н. М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси

Гимбутас М. Славяне. Сыны Перуна

Грашина М. Н., Васильев М. С. Языческий календарь. Миф, обряд, образ

Зеленин Д. К. Восточнославянская этнография

Зеленин Д. К. Избранные труды. Очерки русской мифологии. Умершие неестественною смертью и русалки

Иванов В. В., Топоров В. Н. Исследования в области славянских древностей

Клейн Л. С. Воскрешение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества

Левкиевская Е. Е. Мифы русского народа

Ловмянский Г. Религия славян и её упадок

Мансикка В. Й. Религия восточных славян

Русанова И. П., Тимощук Б. А. Языческие святилища древних славян

Рыбаков Б. А. Язычество древних славян

Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси

Славянская мифология и религия славян // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Сперанский Н. Н. Русское язычество и шаманизм

Толстой Н. И. Очерки славянского язычества

Фаминцын А. С. Божества древних славян

Шеппинг Д. О. Мифы славянского язычества