Раннее Средневековье (500—1000).

Несмотря на то, что концепция двух Градов и эпох-возрастов Августина не была исторической в строгом смысле слова и не предполагала дальнейшего развития, она оказала существенное влияние на универсальные построения теологов VII—VIII веков, особенно Исидора и Беды, а также на формирование жанра средневековой хроники. Последнее произошло значительно позднее. Принципиальным отличием положения Исидора и Беды от Августина было то, что им не было необходимости защищать положения веры, спорить с противниками или опровергать мнения оппонентов. Исторические труды Средневековья создавались как тексты одного глобального института — церкви — и только во вторую очередь как нарративы локальных общин, королевств или народов. Основными источниками создания исторического нарратива были исключительно труды других писателей, причём авторы сознательно стремились продолжать и доводить до своей современности сочинения предшественников, поскольку средневековое сознание включало концепт непрерывной традиции.

Героями раннесредневековых историков часто были целые народы — готы у Кассиодора, Иордана и Исидора, франки у Григория Турского, лангобарды у Павла Диакона и бритты у Гильдаса. Судьба народа в сочинениях такого рода конструировалась по лекалам истории Павла Орозия: народы древности, включая греков и римлян, жили во грехе, не осознавая того, и оттого терпели бедствия и двигались к ложным целям, подвергаясь разгрому и завоеванию. Бог, хотя и не общался напрямую с историческими героями, как в Ветхом Завете, неусыпно заботился о жизни своих творений, даруя вознаграждение и насылая кару. Исторические перемены объяснялись через концепцию «греховного» и «праведного» народа. Например, в интерпретации Гильдаса бритты, погрязнув в грехах, отвернулись от Бога и потому были завоёваны англами. Хотя христианские историки признавали наличие изначального Божественного замысла, они не отвергали и выбора, воздаяние за который получал не только герой, но и целый народ. Григорий Турский отмечал, что у христиан всё слагается счастливо, у еретиков же всё идёт дурно, и приводил в пример Хлодвига и Алариха. Образ нового богоизбранного народа приобрёл особое значение для историков германских королевств. Логика была очевидна — для христианской веры не было «ни эллина, ни иудея». Если в Ветхом Завете Бог-отец вёл избранный народ — евреев, то и в «настоящее время» история должна была повториться с избранным народом Сына — из христиан. После падения Римской империи и создания варварских королевств образ стал ассоциироваться с государственностью конкретных германских народов, к представителям которых относился тот или иной историк. Наиболее отчётливо эта идея была представлена именно в «Истории» Беды Достопочтенного.

Титульная страница «Истории франков» Григория Турского. Национальная библиотека Франции, Manuscrits, Latin 17655 fol. 2, конец VII века

Рецепция античности в Италии: Кассиодор.

Флавий Магн Аврелий Кассиодор Сенатор происходил из знатного сирийского рода, который служил Римской империи на всём протяжении V века, и был связан родственными узами с Боэцием. Ещё совсем молодым человеком Кассиодор начал придворную карьеру при короле остготов Теодорихе. Его карьера динамично развивалась — в 514 году он был назначен консулом, а между 523—527 годами, сменив казнённого Боэция на посту магистра оффиций, занимался учётом документов и составлением официальных писем. В 519 году он завершил свою «Хронику», приуроченную к кратковременному византийско-готскому союзу. Содержательно труд Кассиодора воспроизводил стандартные консульские анналы, в традиционном жанре fastie, начиная от Луция Юния Брута, однако вписанные в концепцию церковной хронографии Евсевия: первым правителем, объединившим светскую и духовную власть назван Нин, после чего перечисляются 25 ассирийских царей, правивших 852 года, далее преемственность власти перешла к Латину и Энею, передавших её римским царям от Ромула до Тарквиния Гордого. Только затем началась консульская преемственность как таковая.

Пропагандистская направленность «Хроники» очевидна: факт, что наследник готского престола Эвтарих стал римским консулом, преподносится как начало нового этапа всемирной истории, то есть готы из категории «варваров» были переведены Кассиодором в разряд «исторических народов», которыми до него в античной историографии были только греки и римляне. Пропагандистская направленность «Хроники» приводила к разнообразным искажениям: под 402 годом, когда описывается война готов и Стилихона, победа приписана готам; когда же речь идёт о разграблении Рима готами в 410 году, то описано почти исключительно «милосердие» Алариха. При описании битвы на Каталаунских полях, Кассиодор писал, что вместе с Аэцием против гуннов сражались готы, не уточняя, что это были вестготы, а отец Теодориха — Теодемир, — и все его соплеменники были как раз на стороне Аттилы.

Примерно в это же время Кассиодор предпринял написание «Истории готов» в 12 книгах, которая также создавалась по заказу Теодориха, стремившегося «сделать историю готов историей римской». Судя по кругу цитированных авторов, её материалы были использованы Иорданом в его небольшом сочинении «О происхождении и деяниях гетов». «История готов» Кассиодора является первой историей варварского народа, написанной римлянином, именно с целью включить историю готов во всемирный процесс. Это же означает, что Теодорих, как правитель варваров, ассимилировавший римские традиции, отлично понимал роль истории и книг вообще в политической пропаганде. В дальнейшем такую же линию выражал Григорий Турский в «Истории франков»: это описание «нового» исторического народа, который в античном прошлом причисляли к варварам. Сочинение Кассиодора о готах не сохранилось, возможно, оно было уничтожено после падения Остготского королевства и переезда Сенатора в Константинополь. В дальнейшем, Кассиодор, создав один из первых европейских скрипториев — Виварий — приложил много усилий для сохранения и распространения античного книжного наследия, в том числе исторических сочинений. В своём трактате «Институции», Кассиодор перечислил набор базовых для него исторических текстов, которые затем стали восприниматься как нормативный набор и распространились по библиотекам латинского Запада. В их число входили «Иудейские древности» и «Иудейская война» Иосифа Флавия (он воспринимался как церковный историк); «Церковная история» Евсевия Кесарийского в переводе Руфина и его продолжение — «История в трёх частях» самого Кассиодора; «История против язычников» Павла Орозия, уцелевшие книги истории Аммиана Марцеллина, хроника Проспера Аквитанского и два сочинения «О выдающихся мужах» Иеронима и Геннадия. Эти труды имелись практически во всех крупных монастырских библиотеках. По словам Б. Гене, «выбор Кассиодора на тысячу лет вперёд определил западную историческую культуру»: тот же набор текстов присутствовал в распоряжении Уильяма из Мальмсбери в XII веке и Гартмана Шеделя в XV-м. Именно эти труды начали публиковать первопечатники до 1500 года.

Изображение Кассиодора в рукописи Gesta Theodorici. 1170-е годы, Фульдское аббатство

Рецепция античности в Испании и Британии.

Исидор Севильский.

Исидор Севильский, будучи представителем интеллектуальной и политической элиты Вестготского королевства, разделял общеантичные представления о том, что человек по природе предназначен не только к созерцательной, но и к деятельной жизни; его главная миссия — познать самого себя. Поэтому история признавалась Исидором как метод познания и сфера реализации не только Божественного провидения, но и человеческих деяний. Это накладывалось на стремление правителей варварских племён, завоевавших Римскую империю, на интеграцию в античный мир, стремясь по-своему — на христианской основе — восстановить единство римского мира. Соответственно, история должна была прояснить происхождение и утверждение готского народа. Летосчисление Исидор вёл по испанской эре, отсчитываемой от 38 года до н. э.

Философия истории в том виде, в каком её рассматривал Августин, — размышления о смысле истории и её направленности, о месте человека в истории — Исидору была чужда. Он безоговорочно принял схему христианской историографии и констатировал её. История, по примеру Августина, градуировалась на семь отрезков, но им было дано конкретное наполнение:
1.Младенчество — от Адама до Ноя (10 поколений);
2.Детство — от Ноя до Авраама (10 поколений);
3.Отрочество — от Авраама до Давида (40 поколений);
4.Юность — от Давида до Вавилонского пленения (40 поколений);
5.Зрелость — от Вавилонского пленения до Рождества Христова (40 поколений);
6.Начало заката и старость — от евангельской проповеди до конца света (столько же поколений, сколько от Адама до последнего);
7.Седьмой день — конец времени и истории, Царство Божье на Земле.

Исидор не делал разделения на ост- и вестготов, хотя повествует о судьбе двух ветвей готского племени. В истории готов делается акцент на формировании сильного государства с достойным королём во главе, который установил истинную веру[58]. История готов предстаёт в трактате Исидора как цепь побед, особенно он восхваляет Реккареда и Сисебута, которые установили мир между вестготами и испано-римлянами. Для мироощущения Исидора существенной чертой является утрата переживания противостояния римлян и варваров, определяющего идеологию V—VI веков. В «Истории…» определённо проводится мысль, что родина готов и испано-римлян — едина, и будущее их тоже общее. Это подчёркивается противопоставлением Испании и всего остального мира. Свою неприязнь к франкам он выразил оригинально: привлекая множество италийских и испанских авторов и будучи большим эрудитом, Исидор вообще не цитировал авторов, имеющих отношение к римской и франкской Галлии, даже тех, чей авторитет был высок во всём западном мире. Готы и франки противопоставлялись не в пользу последних; этноним «франк» он возводил к латинскому понятию «дикость» (ferocia). Подобная же антипатия наблюдается у него к византийскому Востоку; это было связано как с политическим противостоянием Вестготского королевства и Византии, так и с недоверием ортодокса Исидора к «восточным еретикам», не признававшим власть римского епископа.

Изображение епископа Браулио Сарагосского и Исидора Севильского из манускрипта X века

Беда Достопочтенный.

Беда Достопочтенный получил наилучшее для англосаксонской Британии воспитание и образование, владел латинским и греческим языками, и долгое время преподавал в родной обители Веармут-Ярроу, которую покидал всего два раза в жизни. Занимаясь на практике методами расчёта пасхалии и согласования систем исчисления лет у иудеев, римлян и англосаксов, Беда разработал настолько удачный метод, что он использовался Католической церковью в течение нескольких столетий. Другой круг проблем включал осмысление исторического времени и, как следствие, — создание собственной философии истории. В общем, Беда воспринимал время, сотворённое Богом, как линейное, направленное из прошлого в будущее, из вечности в вечность и стремящееся к собственному завершению. Однако аллегорический метод толкования Писания привёл Беду к восприятию времени как симметрического, поскольку история имела свой центр и кульминацию — Боговоплощение и жизнь Христа среди людей. Поэтому любые события истолковывались как имеющие место до, во время и после переломного момента истории. Времена «до» и «после» в свете Воплощения как бы «смотрелись» друг в друга, взаимно отражая уже совершившиеся или грядущие события. Это позволяло, например, зеркально соотносить писания Ветхого и Нового Заветов. Это же ощущение сближения и взаимной отражённости позволяло судить об англосаксах как о новых иудеях.

Из августиновского «О граде Божием» и хроник Исидора Севильского Беда заимствовал периодизацию истории мира и человечества на шесть периодов, соотносимых с возрастом человека и днями творения. Вслед за этими авторами он полагал, что мир достиг старости и что этот возраст наступил как раз от времени Рождества Христова[62]. Периодизация выглядела так:
1.Эпоха от Адама до Ноя (младенчество человечества) — 10 поколений, 1656 лет. Этот мир целиком погиб в Потопе;
2.Эпоха от Ноя до Авраама (детство) — также 10 поколений, 292 года. В это время был изобретён праязык — еврейский;
3.Эпоха от Авраама до Давида (юность), 14 поколений, 942 года. Это время описано в Евангелии от Матфея — как начало родословия Христа.
4.Эпоха от Давида до Вавилонского плена (зрелость), 473 года. Это время царского правления.
5.Эпоха от Плена до Рождества Христова (старость), 589 лет. В это время еврейский народ был поражён пороками, как старостью.
6.Эпоха от Рождества Христова до 725 года. Предсмертное состояние человечества, не определённое рядом поколений или лет, которое должно завершиться Судом.

В хронологии Беды имеются определённые нестыковки, поскольку он исчислял время как по Септуагинте, так и по еврейскому библейскому тексту. Кроме того, в 67-й и 69-й главах «Об исчислении времён» он выделил ещё две эпохи. Седьмая течёт параллельно шестой — это время, в которое души всех почивших от века святых пребывают с Христом в ожидании телесного воскресения и Судного Дня (лат. animarum Sabbatum — Суббота душ). После Суда и воспламенения мира настанет восьмая эпоха — невечерний день Воскресения и вечной блаженной жизни[63]. От сотворения мира до Рождества Христова по собственным расчётам Беды прошло 3952 года (что на 1259 лет меньше, чем по расчётам Исидора). В связи с этим возникал вопрос, сколько лет отпущено для последнего века. Если шесть веков соответствовали тому же числу тысячелетий, то можно было бы косвенно ответить на этот вопрос. По Беде получалось, что от Боговоплощения до Суда должно было пройти не менее 2000 лет, что значительно превышало срок, исчисленный его предшественниками. При этом попытка точно исчислить день Суда противоречила христианскому учению, а верующий должен быть готов предстать перед Судией в любой момент.

Беда Достопочтенный явился одним из первых средневековых писателей, в трудах которого была дана целостная концепция прошлого. «Церковная история народа англов» в пяти книгах повествовала о периоде от римского завоевания в 55 году до н. э. до 731 года, причём внешняя канва несла признаки типичного для эпохи хроникального жанра[20]. Особый акцент Бедой делался на единстве церкви и её преемственности со Святым Престолом в Риме. Поэтому начало повествования от римского завоевания Британии прямо соотносилось с рассуждениями Августина об особой роли Римской империи в истории всего человечества, поскольку в соответствии с Божественным замыслом вселенское государство, собравшее воедино множество народов, было способно к распространению Веры Христовой. Беда даже утверждал, что англосаксонская церковь — как часть Божественного плана — уже существовала к моменту, когда первые миссионеры достигли берегов Альбиона. Трактат Беды показывает пример того, как созданные в историческом тексте общности впоследствии сами превращались в реальность в сознании тех, кому был предназначен текст.

Каролингская эпоха.

Создание Каролингской империи, которое воспринималось современниками как её «восстановление», резко усилило интерес к античности на латинском Западе. Самые ранние из дошедших до нас рукописей таких хрестоматийных писателей, как Цезарь, Светоний и Тацит, были созданы в монастырских скрипториях конца VIII—IX веков. Исторические идеи и образы, особенно почерпнутые из истории Орозия, пользовались такой популярностью, что стены тронной императорского дворца в Ингельхайме были расписаны на сюжеты, почерпнутые из Павла Орозия. Эрмольд Нигелл, автор стихотворного панегирика Людовику Благочестивому, утверждал, что на фресках были представлены персидский царь Кир, прародитель ассирийцев Нин, Ромул и Рем, Ганнибал Карфагенский, Александр Македонский, римские императоры Август, Константин и Феодосий. Каждый персонаж был изображён при двух событиях, сообразно сюжетам Орозия. Алкуин познакомил каролингский двор с «Церковной историей народа англов» Беды, рукопись которой была переписана в дворцовом скриптории около 800 года; с тех пор Беда превзошёл по популярности все остальные «истории народов», даже Исидора. А. И. Сидоров утверждал, что внимание каролингских интеллектуалов сосредотачивалось, с одной стороны, на церковной истории, с другой — на судьбах троянцев, евреев и римлян, которые в рамках государственного мифа увязывались с историей франкского народа. По сообщению Эйнхарда, Карл Великий любил во время трапезы и на досуге слушать «о деяниях древних». Вероятно, пример императора являлся стимулирующим образцом для социальной элиты. Для своей Vita Karoli Эйнхард старательно копировал форму античных жизнеописаний, главным образом, из Светония, рукопись которого имелась в Фульдской обители; но при этом сетовал, что не нашёл никаких сведений о детстве и юности Карла. В этом контексте А. Сидоров замечал, что если бы историк воспитывался в Лорше или Райхенау, где были представлены другие тексты, — созданное им жизнеописание приобрело бы совершенно иную форму.

Универсальная хроника Фрекульфа.

Фрекульф из Лизье, скончавшийся около 850 года, являлся одним из каролингских придворных эрудитов, членом Академии, основанной при Карле Великом. Его «История в двенадцати книгах» была адресована императрице Юдифи Баварской (первая часть) и Карлу Лысому (вторая), и стала, согласно Майклу Аллену, — завершением традиции, идущей от Евсевия и Августина. Хроника велика по объёму — в крупноформатном издании Миня она занимала 340 страниц.

Создавая по форме универсальную хронику (доведённую до 827 года и иконоборца Клавдия Туринского), Фрекульф представил два первых возраста человечества как предпосылку к построению августиновых Градов, а дальнейшее повествование было адресовано будущим гражданам Града Божьего. Трактат его построен из двух частей, описывающих состояние человечества до (7 книг) и после Воплощения (5 книг), а важнейшим стержнем, объединяющем историю, является храмовое богопочитание, как еврейское и языческое, так и христианское. Кроме того, именно Фрекульф был создателем мифа о троянском происхождении франков, хотя в другом месте упоминал, что они вышли из Скандинавии. Также Фрекульф, по-видимому, был первым латинским писателем, который осознал, что его собственная эпоха радикально отличается от предыдущих. М. Аллен считал, что «храмы были топосами и пунктуацией» труда Фрекульфа. Символическим было для него преобразование Римского Пантеона в церковь Пресвятой Девы и всех мучеников, которое маркирует момент, когда «франки и лангобарды (таков титул Карла — императора и короля) сменили римлян и готов как повелителей Галлии и Италии». Фрекульф адресовал явный посыл именно каролингскому придворному, определяя историю как «зерцало», в котором читатель должен найти самого себя в Граде Божием, читая о делах Империи, святых, учениях и триумфах. Фрекульф радикально переосмыслил концепцию веков-возрастов Евсевия — Иеронима. После Адама следующий возраст пришёлся на Потоп, а от праотца Авраама последующие возрасты маркируются Исходом, Первым Храмом и Вторым Храмом вплоть до Рождества Христова. Относительно шестой и седьмой эр он цитировал Беду. Хотя для описания событий Фрекульф изобильно пользовался «Историей против язычников» Орозия, переписывая его, он полностью удалил все упоминания и отсылки к четырём царствам. Иными словами, осознавая качественно новую историческую реальность, Фрекульф нуждался и в новых выразительных и риторических средствах, не выходя за рамки раз и навсегда установленного Божьего замысла.

Каролингская анналистика.

Выдающиеся интеллектуалы круга Алкуина (его ученик Рабан Мавр, ученик Рабана Луп из Ферье, и ученик Лупа Хейрик Оксерский) не занимались сочинением собственных исторических трудов или их комментированием. Используемые и тиражируемые ими античные и раннесредневековые рукописи циркулировали между императорским двором и немногими крупнейшими монастырями. В результате оказывается, что каролингская историография была сугубо самодостаточна, ориентировалась на современность и не предполагала обязательной опоры на труды предшественников. Степень знания предшествующей традиции была крайне неравномерна и в количественном, и в территориальном, социальном и культурном плане, влияние её на каролингских историков было крайне невелико. Важнейшим результатом самостоятельного творчества были многочисленные монастырские хроники, а также краткие придворные записи, носившие официальный характер. В некоторых галльских монастырях предпринимались попытки создания сводных анналов, но лишь в конце VIII века удалось создать официальный летописный свод Франкской монархии. Первый его вариант, предположительно, был составлен в 795 году, и в дальнейшем уточнялся и дополнялся вплоть до 829 года. По месту нахождения, рукопись этого свода получила название «Лоршских анналов». Этот свод демонстрировал, с одной стороны, осведомлённость его составителей, с другой — тенденциозность подборки событий в соответствии с идеологической установкой — апологии правящего дома. После раздела империи в 843 году, официальное значение получили продолжения — для запада Сенбертенские анналы, а для востока — Фульдские анналы. Официальная анналистика угасла к концу IX века: в 882 году скончался Гинкмар Реймский, последний, кто дополнял Санбертенские анналы, и превратил их последнюю часть в орудие прославления себя и очернения политических противников. Хроника Фрекульфа послужила образцом для аббата Регинона Прюмского. Оригинальность отбора материала выразилась в том, что хронику Регинон начал от Рождества Христова и довёл до 907 года, но события последних десятилетий старался излагать максимально кратко и применял обтекаемые выражения, о чём подчас говорил прямо.

Несколько особняком стоит сочинение графа Нитгарда — внебрачного сына Ангильберта и Берты, одной из дочерей Карла Великого — «О раздорах сыновей Людовика Благочестивого». Книга эта отмечена глубоким пессимизмом и ярким противопоставлением процветания империи при Карле и наступившего позднее упадка. Это сочинение является и важным историческим источником, поскольку только в нём приводятся старофранцузский и старонемецкий тексты Страсбургской клятвы 842 года, а также описание саксонского восстания Стеллинга. Это последнее приписано козням Карла Лысого.

Помимо универсальных хроник, создаваемых интеллектуалами германских народов по политическому заказу светской власти, в эпоху Каролингов существовали ещё несколько разновидностей анналистики. Речь идёт в первую очередь о составлявшихся в Риме Liber Pontificalis. В Риме VI века неизвестный клирик составил каталог римских епископов, начиная от Святого Петра, и, чтобы придать своим анналам авторитет, приписал их папе Дамасию. Продолжения этого свода составлялись регулярно вплоть до понтификата Мартина V и прервались в 1431 году. Помимо папских анналов, существовали Gesta Episcoporum и Gesta Abbatum, — то есть местные епископские и аббатские хроники, которые как жанр просуществовали до XII века. Зачинателем последнего жанра был Григорий Турский, который к 10-й книге «Истории франков» добавил список епископов своего родного Тура, организованный по образцу Liber pontificalis: для каждого епископа приведены сведения о его родине, семье, характере, основанных им церквах и монастырях, список указов и канонических постановлений, продолжительности занятия кафедры, место захоронения и продолжительность вакансии кафедры после смерти предстоятеля. Однако до конца VIII века этот почин не имел продолжения и в подлинном виде жанр расцвёл при Каролингах. Возродил его епископ Ангильрам из Меца, заказав «Деяния мецких епископов» Павлу Диакону. Эта хроника вводилась описанием Вознесения и Пятидесятницы, которые считались основанием вселенской церкви. Последовательность владык начиналась от Святого Климента, поставленного, по преданию на кафедру Меца апостолом Петром, и вплоть до Арнульфа, основателя рода Каролингов. Перечень епископов прерывался родословием Карла Великого. Преемственность заканчивается на Хродеганге, который восстановил литургическое общение франкской и Римской церквей. Иными словами, даже в монастырских хрониках (наподобие Фонтенельской) проводилась линия на кровную связь с Каролингской династией: основатель Фонтенельской обители св. Вандрилл, был родственником епископа Арнульфа. Даже Санкт-Галленская хроника, составленная монахом Рутпертом, должна была доказать кровную связь аббатства с имперским домом и утвердить права, ущемляемые Констанцским епископатом. Независимую от Каролингов традицию представляют епископские хроники Равенны и Неаполя.

Оттоновская эпоха.

В общем, в исторической науке утвердилось мнение, что после 840-х годов наметился общий упадок придворной и церковно-феодальной культуры, что сказалось и на общем уровне историописания. Резко сократилось число книжников-эрудитов, ухудшилось качество латинского стиля и языка, редким явлением стало знакомство с наследием античной культуры. О. Л. Вайнштейн для всего X века выделял лишь четыре имени выдающихся историков: Флодоард и Рихер для Франции, Видукинд — в Саксонии и Лиутпранд в Италии. Епископская кафедра Реймса в те времена была главным интеллектуальным центром Франции; в Италии и Германии эту функцию сохранил королевский двор. Рихер был учеником Герберта, аббата св. Ремигия в Реймсе. Он стал известным благодаря «Четырём книгам истории» и анналам, охватывающим события 884—998 годов. Рихер интересен и тем, что стоял у истоков национальной французской историографии (его называли «первым французским националистом»), хотя в те времена принадлежность к французскому или немецкому политическому лагерю определялась не национальностью, а отношением к Каролингам и Оттонам. Семья Рихера принадлежала к роду прямых вассалов Каролингов, что определяло его пристрастия и позицию наблюдателя. Рихер был знатоком классической латыни и подражал Саллюстию, был отлично образован, использовал приёмы риторики и вкладывал в уста своим персонажам длинные вымышленные речи; любя медицину, он чрезвычайно натуралистично описывал болезни и кончину политических противников и грешников.

Лиутпранд Кремонский получил образование в Павии, и владел, помимо латыни, ещё и греческим языком, что было в Средние века величайшей редкостью. Ему покровительствовали короли Гуго Прованский и Беренгар II, последний в 949—950 годах направил Лиутпранда в посольство в Константинополь. После провала миссии в Византии, он бежал ко двору Оттона I, где служил дипломатом и написал несколько исторических трудов, в том числе «Историю Оттона». Исторические труды Лиутпранда носят ярко выраженный личностный, субъективный характер, подчас являясь подлинными мемуарами. Он был одним из немногих средневековых писателей, которые на практике реализовали заветы античных историков — быть очевидцами описанных событий. Лиутпранд был ярко выраженным лангобардским и шире — германским патриотом, ставя готов, вандалов, франков и лангобардов превыше римлян и греков, и не скрывал презрения к болгарам, мадьярам и славянам. Император сделал его епископом Кремонским; как церковный историк, он оправдывал вмешательство императоров в дела Римской церкви, но порицал византийцев за то, что они отвергали авторитет Папы. Впрочем, это не мешало ему во всех подробностях писать о порнократии и деяниях Иоанна XII.

Видукинд Корвейский по жизненным обстоятельствах был полной противоположностью Лиутпранда, поскольку всю жизнь провёл в родной обители. Однако интересы его сугубо светские, он живо интересовался войнами, хотя при этом, по-видимому, не испытывал к славянам неприязни. Описывая деяния королей Саксонской династии, он писал, что Бог попустил им поставить и решить три задачи: прославить свой народ, расширить государство и установить мир. Под последним он подразумевал подчинение соседних народов. Биографии Генриха I и Оттона Великого Видукинд излагал по образцу Эйнхарда, а мятежи против Оттона — по лекалам «Заговора Катилины» Саллюстия; речь Оттона перед Лехфельдской битвой 955 года копировала речь Катилины[88]. Из современных и последующих историков обыкновенно выделяют стихотворное жизнеописание Оттона монахини Гросвиты, которая заявила, что «описание войн предоставляет мужчинам». Епископ Титмар Мерзебургский немного позже собрал громадную массу разнороднейших исторических известий, главным образом о правлении Генриха II; в этом своде ещё ощущается некоторое каролингское влияние, но ориентиры и образцы высокого стиля уже утрачены. К концу X века каролингский культурный подъём оказался окончательно преодолён.

Высокое Средневековье (1000—1300)